Слезы Рублевки - Кирилл Казанцев Страница 4

Это как раз было «во-вторых». Во-вторых, Владимирский своих людей берег и из разных ситуаций старался выручать. Точнее, давал в этом полный карт-бланш тому же Логовенко. Которого прикрывал уже на своем уровне.

За это люди платили ему редкой исполнительностью и… молчаливостью. Из его структур «сливов» не было. Тем более что кое-кто на паре случаев убедился, что существует и другая сторона медали. И она крайне неприятная, да…

К этому примыкало третье. Зарплаты. Лишь в немногих структурах работники охраны зарабатывали больше, чем у Владимирского. Верность стражи — величина переменная, говаривал Борис Семенович, а чтобы она была постоянной, в аргументе должны быть большие деньги. Это он из истории усвоил. Правда, и спрашивал серьезно. Точнее, не он, а Логовенко. Но тот действовал с его санкции и по его инструкциям.

Кстати, то, что случилось с Ларисой у этого магазина, было по-любому проколом службы охраны. Пусть она выехала сама, пусть велела себя не сопровождать, пусть маршрут ограничивался Жуковкой — все равно это был прокол. Сегодня над ней занесли арматурину, а завтра? В наручники да на заброшенную лесопилку, выкуп с мужа требовать?

Так не годится. Поэтому сейчас Владимирский долго и сумрачно смотрел на Логовенко, не приглашая того пройти дальше. Потом снял очки и начал стучать пальцами по столу, все так же не отрывая глаз от бледного лица начальника охраны. Театрально немного, конечно…

Владимирский прервал дробь и с размаху припечатал ладонь к столешнице.

— Ну что, Толя, — произнес он мягким, не внушающим ничего доброго голосом, — тебе разонравилось работать со мной? Ты стал работать еще на кого-то? На кого? Я об этом могу узнать?

По лицу Логовенко, начиная снизу, от самой шеи, поползла вверх краснота.

— Отвечай! — рявкнул хозяин.

— Я не понимаю… — начал было шеф охраны.

— Не понимаешь?! — подпрыгнул Владимирский в кресле. — Ты еще не понимаешь? Ты за свои охрененные деньги, которые я тебе плачу, позволяешь себе еще и не понимать мои слова?!

При этом рассудок Владимирского оставался холоден и расчетлив. Как он подозревал, рассудок Логовенко — тоже. Недоумение и покорность он разыгрывал. Хотя нет, покорность, пожалуй, настоящая. Еще бы ему не быть покорным за такую зарплату!

Тем не менее сцена требовала насильственного продолжения.

— Ты даже не в курсе, что мою жену чуть не убили?

Переборщил. Истерить не надо. Это уже пошла женская экзальтация.

— Я тебя что, только на серьезные дела нанимал? Проблемы моих близких — это уже ниже твоего достоинства? А арматуриной по башке получить возле магазина — это как?

Логовенко стоял красный как рак. Он не делал попыток оправдаться, не шевелился, не отводил взгляда.

Краем сознания Владимирский не мог не восхититься школой, которую тот прошел в своей «конторе». Как ему один тамошний отставник рассказывал, когда там спрашивают твое мнение, это означает, что тебе отдали приказ. А когда хвалят — надо ожидать неприятностей. Тот человек знал, что говорил: он застал еще времена, когда по коридорам Лубянки ходили хрущевские цековцы с автоматами и чуть не за ноги выволакивали из кабинетов активных людей Берии…

Интересно, что по их шкале означает, когда так орут? На полукрике Владимирский и остановился. И спросил обычным голосом:

— Ну, что делать будем?

Неизвестно, что уж там подумал начальник охраны про эту игру, но цвет лица у него постепенно выровнялся. Грудь чуть расправил и ответил ровно:

— Я уже в курсе дела. Но было распоряжение — зря сопровождения не навязывать. От третьего сентября прошлого года. После вашего указания мною был издан соответствующий приказ по отделению физической защиты. Сегодня Лариса Анатольевна сама обозначила свой маршрут как «только до универсама». Расследования инцидента я не проводил за отсутствием вашего приказа. И в силу поступившей информации о его сугубо бытовом характере. В связи с таковым характером инцидента разведывательное упреждение не могло быть организовано. Я жду ваших указаний.

«Вот собака! — восхищенно подумал Владимирский. И не придерешься! Нет, школа есть школа, ничего не попишешь!»

Не меняя, однако, сурового выражения лица, вслух он сказал:

— Прошу вас, Анатолий Евгеньевич, выясните все обстоятельства дела. Если конфликт был бытовой, то мне нужно знать только имя зачинщика и его координаты. После этого я приму решение, что делать дальше. Если под видом бытового начался какой-то непонятный нам пока наезд, прошу в этом также разобраться. Цели, заказчики, исполнители. Расспросите Ларису Анатольевну поточнее, как было дело. Постарайтесь одновременно успокоить ее и обозначить явственно, что эта ситуация не осталась без нашего с вами внимания. И что проблема эта разрешается.

Логовенко склонил голову.

— И еще вот что… — после небольшой паузы добавил Владимирский. — Это выходит за рамки ваших непосредственных обязанностей, понимаю. Но будьте добры, назначьте кого-нибудь проследить за досугом моего сына… Хотя бы на недельку. Что-то он в последнее время не здорово выглядит. Боюсь, не попал ли он под влияние сил, не озабоченных его безопасностью…

«Вот ведь! — чертыхнулся он про себя. — Всякий раз при разговоре с этим вышколенным охранным роботом я начинаю говорить таким вот высокопарным стилем! Провоцирует он меня, что ли?»

— Смету расходов на эту деятельность представьте мне, пожалуйста, к вечеру, я дам распоряжение…

За огоньками свечей глаза Натальи мерцали как два лесных болотца под луной. Глубокой темной затягивающей зеленью. Лицо казалось матовым и мягким. Аппликация на фоне стены.

Наталья любила так. В отличие от жены она умела романтично обставить даже самый тривиальный ужин. Мастерски сделанный полусвет-полутень, неожиданно выставленная хрустальная ваза, те же свечи, еще какая-нибудь финтифлюшка… Виктор как-то раз даже предложил ей открыть дизайн-бюро «Романтический ужин» — он готов выделить начальный капитал.

Она посмеялась: «Не хочу быть злой акулой бизнеса, хочу быть простой пираньей журналистики». Но он заметил, что с тех пор она стала уже целенаправленно выстраивать свой мини-интерьер в квартире, наполняя ее неким новым, особенным смыслом.

Он поднял рюмку «Егермайстера». Свет прошел через хрусталь и темную жидкость и распался на мерцающие пятна.

Хорошо! Можно отринуть суетный и суетливый день. Можно забыть о нем. Можно выкинуть из головы все. Оставить только мягкое кружение «Егермайстера» в мозгу да образ этой фигуры напротив. Фигуры в одном беби-долле, не скрывающем ничего и подчеркивающем все…

Телефонный звонок обрушился как снаряд. От неожиданности Виктор взял трубку. И когда послышался голос жены, словно сорвался с горы в пропасть. И тут же пришла досада. Быстро переходящая почти в ярость. И облегчение. Может, так даже и лучше. Не надо больше тянуть с этим двусмысленным положением, когда, словно мальчишка, таскаешься по подворотням с подружкой. Пусть так! Пусть она узнает. А дальше будем решать.