Право безумной ночи - Алла Полянская Страница 4

— Ольга Владимировна, вы… Черт побери, у вас кровь!

Я ничем не могу тебе помочь. Я и себе ничем не могу помочь — мне очень плохо, так, как никогда не было, и я совершенно ничего не могу с этим поделать. Доктор вчера выписал рецепт, но сходить за таблетками некому. Да и незачем уже, собственно. Завтрашнего дня у меня все равно не будет, так нечего и деньги на аптеку тратить, пусть детям останутся.

Он пытается меня поднять, но спина болит так, что в глазах темно. Господи, да забери ты меня уже отсюда, и все! Зачем ты меня мучаешь?

— Твою мать… Не трогайте меня, мне двигаться больно!

— Но как же…

— Я сама.

Я опираюсь о скамеечку и поднимаюсь на четвереньки. Мне плевать, что я жалко выгляжу в глазах этого холеного зажранного сукина сына — я живу последние сутки, пусть потом думает что хочет.

— Ольга Владимировна, что мне сейчас сделать, как помочь?

— В ванной полотенце, намочите и принесите.

Добравшись до кровати, я влезаю на нее и замираю. Пульсирующая боль в пояснице потихоньку унимается, голова перестает кружиться, обои снова бежевые, а не серые.

— Вот, полотенце… Может, водички?

— Может, и водички.

Дети убежали, не оставив мне попить — ну, тут удивляться нечему.

— Вот, куда поставить?

— Я попью. Очень пить хочется.

Он садится на кровать и приподнимает мне голову — боль в пояснице туманит глаза. Но пить хочется зверски. Правда, зря я так приложилась к чашке, потом ведь в туалет ползти, а это тяжко.

— Я и не подозревал, что все так плохо…

— Ага, чистой воды симуляция. Где документы?

— Да бог с ними, я…

— Давайте сюда и посидите тихонько, желательно — в соседней комнате. Ноутбук мне подайте.

Он испуганно смотрит на меня. Я никогда не позволяла себе с ним так разговаривать, он понятия не имел, что я живой человек, а не робот, и для него сейчас разрыв шаблона происходит очень болезненно. Он вдруг обнаружил, что он — тоже живой человек. А это больно и неприятно — для такого, как он, потому что где-то в заграничном заведении его научили, что люди — это только те, у кого есть деньги, остальные так.

— Ступайте, мне нужно полчаса, максимум минут сорок. Можете телевизор посмотреть или чаю себе налить, но не мешайте мне.

Он смотрит на меня с какой-то непонятной миной — ну, чего уставился? Да, я без макияжа, в пижаме, с растрепанными волосами, я ни хрена не могу передвигаться и, блин, я сегодня собираюсь умереть — но это ничего не меняет в том, что я сейчас сделаю, тебе нужны документы — ты их получишь.

— Это рецепт?

— Да, врач из «неотложки» вчера выписал.

— А кто вам купит лекарства?

— Никто. Как смогу передвигаться, куплю сама. Не мешайте мне.

Он выходит, я слышу, как возится в прихожей — правильно, иди, погуляй на улице, твое присутствие меня тяготит. А документы требуют внимания, да.

— Это ваши ключи? Я возьму.

— Берите что хотите и не мешайте мне.

Цифры — это то, что я ненавижу. Они слишком логичные, но правила, которым они подчиняются, холодные и безжалостные. Цифры сводят мир к колонкам расчетов, и я смотрю на них, как на врагов органики, но мне нравится загонять их в стойло. Нет, ребята, мою жизнь вы не станете выстраивать, я вашим правилам не подчиняюсь. Вот видите, я знаю, где подвох, хотя его пытались спрятать за красивыми формулировками, но слова — враги цифр, их полная противоположность, потому что слова могут жить как хотят, а цифры — нет, только по строго определенным правилам, на этом и палятся, по сути.

Я отправляю расчеты и документы шефу на электронный адрес и закрываю ноутбук. Я давно знала, что этот день придет — выбросила старые вещи, навела порядок в ящиках и шкафах, заплатила в похоронной конторе за их услуги, чтобы детям не пришлось этим заниматься. Рядом с Климом есть место и для меня, и я всегда знала, что буду там. И вот время пришло. Ноша стала слишком тяжелой, а смысла тащить ее я уже не вижу.

— Я вам все отправила по почте, остается только распечатать.

Он молча кладет на столик аптечный пакет.

— Выздоравливайте.

Смотрит на меня как-то странно, и мне хочется, чтобы он ушел. Я не привыкла быть слабой, я не привыкла, чтобы кто-то видел, что мне хреново, и я не хочу, чтобы он жалел меня, а этим он сейчас, похоже, и занимается.

— Вы одна живете?

— С детьми. Они в институте, потом на работе.

— Такие взрослые?

— Достаточно взрослые, чтобы обходиться без меня. Я родила их очень рано, но это как раз хорошо, потому что успела поставить на ноги. Там прочитаете ввод, забавно получается. Сергей Станиславович, спасибо за лекарства, деньги я вам верну, и…

Он снова садится рядом. Я очень хочу, чтоб он ушел, а он сидит и смотрит на меня.

— Я всегда считал вас несгибаемой железной леди.

— Ну и?

— А вы так больны, я понятия не имел.

— Это никак не влияет на мою работоспособность. Ну, почти никак.

— Я понимаю. Ольга Владимировна, если что-то нужно — может, врача, может, еще какие-то лекарства, — я готов помочь.

— Нет, спасибо, вы уже помогли. И если принесете мне еще воды, вообще будет замечательно.

Мне не нужен врач — от смерти меня никто не вылечит. Мне просто очень хочется, чтобы он ушел и дал мне возможность сделать то, что я собираюсь.

— Вот… Ольга Владимировна, я надеюсь, вы скоро поправитесь — потому что без вас у меня началась какая-то катастрофа, никто ничего не может сделать как надо, никто ничего не может найти, все кивают на вас — только вы знаете, где и что, и я начинаю думать о том, что мало ценил ваш труд. Поправляйтесь и возвращайтесь, а если что-то надо — звоните мне, я все решу. Пожалуйста, не стесняйтесь — не надо все пытаться разрулить самостоятельно.

— Да, спасибо.

Мне все равно, что ты сейчас говоришь. Ты уйдешь в свою жизнь, где будут женщины, поездки за границу, лыжи в Альпах, какие-то далекие тропические острова — а я останусь здесь, и боль не пройдет. Бог с тобой, ступай, не надо этих слов, ничего уже не надо. Я сегодня уйду — туда, где мне давно уже место.

— Ольга Владимировна, что с вами происходит?

— Не понимаю.

— Вы не слышите меня, и вид у вас…

— Да, я без макияжа. Идите, Сергей Станиславович, вас ждут дела. А я постараюсь поскорее вернуться в строй, чтобы не подводить вас и фирму.

— Вы просто возвращайтесь, потому что не дело — так болеть.

Можно подумать, что меня хлебом не корми — дай поболеть! Уходи, ты мешаешь мне. У меня есть планы на сегодня. Скоро придет Римма — делать мне маникюр и педикюр, я собираюсь произвести самое лучшее впечатление на патологоанатома.