Шулер с бубновым тузом - Наталья Солнцева Страница 4

Мысли каруселью закружились в моей голове. Я отметал вариант за вариантом, пока не выбился из сил.

«Так проблемы не решаются, — заметил второй Нико. — Не ставь телегу впереди лошади, парень. Сначала хотя бы погляди на эту Анну Ремизову, там поймешь, как правильно себя вести с ней».

— Ох-хо-хо! — выдохнул я, гадая, как бы мне изловчиться, чтобы и овцы остались целы, и волки сыты.

О, эти внебрачные дети! Короткая невинная интрижка, мгновение страсти, — и вот, милости прошу, извольте расхлебывать последствия. Недаром пуще всего я боялся этих самых последствий. Поэтому я в свои двадцать восемь лет холост и ни чуточки не жалею об этом. В своих отношениях с женщинами я прежде всего забочусь о том, чтобы ни одну из них не наградить ребенком и тем самым не дать ей повода для шантажа и необоснованных требований. Если уж я решусь иметь детей, то исключительно в законном браке…

«Тпрруу-у! — осадил меня внутренний голос. — Тебя не туда понесло, братец! Какие дети? Какая женитьба? Ты сперва разберись с дровами, которые наломал твой отец!»

Я скомкал злополучное письмо, положил его в серебряную пепельницу и щелкнул зажигалкой. Бумага занялась желтым пламенем, и через минуту от компромата осталась горстка пепла.

— Как будто ничего и не было, — пробормотал я, глядя на невесомый пепел. — Взять и забыть. Поставить точку в глупой сентиментальной истории.

Я оттягивал поездку к сестре, сколько мог. Прошли сорок дней со дня смерти отца, потом еще две недели, и я устыдился своего малодушия. Я даже не сообщил Анне о том, что она осиротела теперь уже окончательно. Я надеялся сделать это лично, а не по телефону. Наверное, я боялся… и как вскоре выяснилось, не зря.

Я оправдывал свое промедление тем, что не имею права оставить матушку одну в ее горе. Она перенесла два сердечных приступа и нуждалась в покое и уходе. К тому же заместитель отца еще не ввел меня полностью в курс дела управления компанией. Я был бы счастлив передать эти полномочия ему, но отец не простил бы мне капитуляции. Я неохотно, со скрипом вникал во все тонкости менеджмента и маркетинга.

Между тем мать понемногу оправлялась, к ней вернулись аппетит и желание жить. Она продолжала оплакивать мужа, но ее слезы стали светлее и мягче, если можно так выразиться. Это уже была горькая печаль, а не душераздирающая трагедия. Кажется, до матери дошли слова Долгова о том, что есть сын, за которого она в ответе.

Я старался вести себя безукоризненно, насколько мог. Хотя меня посещали тревожные мысли, я тщательно скрывал от всех свое беспокойство. Однако не удержался и задал матушке вопрос, который чрезвычайно удивил ее: не замечала ли она чего-нибудь странного или подозрительного в последние предрождественские недели.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась она.

Я промямлил:

— Хочу разобраться в причинах внезапной болезни отца. Не было ли стресса, который спровоцировал недуг?

— Какая теперь разница, Нико? — махнула она рукой. — Мы потеряли его. И нам придется привыкать к этому. И мне, и тебе. До сих пор мы оба жили, как за каменной стеной. А теперь нам надо самим о себе заботиться.

— Папа ведь не жаловался на здоровье?

— Андрей вообще никогда не жаловался, — отрезала она. — Но это не значит, что он был здоров. Семьдесят лет — не двадцать!

— Я понимаю, но…

— Ты меня обвиняешь? — вскинулась мать. — Что я недоглядела? Не заставляла его регулярно проходить медицинские обследования? Тебе отлично известно, отец не любил обращаться к врачам. Он был упрям, как бык, никого не слушал. И вот… доупрямился, — всхлипнула она.

— Успокойся, — примирительно произнес я, беря ее за руку. — Я не ищу виноватых. Я просто пытаюсь выяснить…

— Что выяснить? — перебила она. — Он умер потому, что пришло его время. Так он всегда говорил. Судьбу не обманешь.

— Да я не о том.

— А о чем?

— Ну… понимаешь, как-то все быстро произошло. Новый год, Рождество… ничто не предвещало беды, и вдруг — бац! Может, отец сильно перенервничал?

— Я не помню… — задумалась мать. — Твой отец был очень скрытным. Он считал проявление чувств слабостью, недостойной мужчины. Он не посвящал меня в свои проблемы. Оберегал.

Она прижимала кружевной платочек то к одной щеке, то к другой, промокая слезы. Я ощущал себя коршуном, терзающим голубку. В самом деле, чего я прицепился к матери с вопросами, когда ее рана еще совсем свежа. Неужели нельзя подождать?

«Потом может быть поздно, дружище, — нашептывал мой внутренний голос. — Поздно! Действуй, как подсказывает тебе сердце, и будь что будет!»

— Ты меня прости, ма, — виновато попросил я. — Тебе больно говорить об этом. Но мы должны обсудить все варианты.

Она вздрогнула и посмотрела на меня красными воспаленными глазами.

— Ты что? Какие варианты? Думаешь, его… он…

— Нет, нет, — искренне возразил я, понимая, чего она не решается вымолвить. — Речь не идет об убийстве. Папа умер естественной смертью, в этом никто не сомневается. Но… я должен знать все о его последнем годе. Я был невнимателен к нему, мы почти не говорили о серьезных вещах. Обменивались общими фразами. Доброе утро… спокойной ночи…

— Андрей был постоянно занят, — бросилась она на защиту покойного мужа. — Он работал для нас с тобой, Нико! Чтобы мы ни в чем не нуждались. Нечестно упрекать его теперь, когда он ушел.

— Я не упрекаю, — огорчился я. — Мы любили друг друга, как могли. Я рос разгильдяем и доставлял ему массу хлопот. Он заслуживал лучшего наследника.

Мать промолчала, глядя на портрет отца в траурной рамке. После сорокового дня я предложил ей убрать портрет, но она не соглашалась.

Я тоже молчал, не находя нужных слов. Она первой нарушила затянувшуюся паузу:

— Ты похож на своего отца… такой же упрямый и скрытный.

Я не стал возражать. Тем более, что и упрямство, и скрытность были мне присущи. Я надеялся, эти качества пригодятся в бизнесе. Отцу они по крайней мере не мешали преуспевать.

— Послушай… а ведь было что-то такое, — добавила матушка, наморщив лоб. — Андрюша как-то обмолвился, будто за ним наблюдают.

— Наблюдают?

— Ему казалось, что за ним кто-то наблюдает. Но кто именно… он не мог понять. Это было просто чувство… ощущение, которое его беспокоило на протяжении жизни. Он спросил, что я об этом думаю.

— И что ты ему сказала?

— Я посоветовала ему обратиться к врачу, — смущенно призналась она.

— Ты решила, что он не в своем уме?

Лицо матери, и без того покрытое красными пятнами, побагровело еще больше.

— Давай прекратим этот разговор, — испугался я.

Но теперь она сама хотела объясниться. Ее брови прыгнули вверх, губы задрожали.