Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало - Андрей Мягков Страница 4

— Людмила Васильевна, — ошарашенно подтвердила та.

— Здрасьти, — пискнула Вероника.

Все трое надолго замолчали. Пауза затянулась.

— Мы сейчас уедем, долг отдать надо, потом вернёмся. У тебя найдётся что-нибудь поесть? Мы голодные. — Не дожидаясь ответа, Мерин шмыгнул в свою комнату, предоставляя женщинам возможность приглядеться друг к другу.

— Вероникочка, скажите… вам… вы… вас… э-э-э-э — Людмила Васильевна решила взять инициативу в свои руки, но сформулировать мысль ей долго не удавалось, — вам… вы… э-э-э…

Вероника ринулась ей на подмогу.

— Давно ли мы знакомы с Игорем? Как вам сказать? Не очень, — дипломатично уклонилась она от конкретики.

— А, э-э-э-э… вы… вам… э-э-э, — продолжала интересоваться Людмила Васильевна.

— Сколько мне лет? Да? Уже восемнадцатый. Это просто я выгляжу молодо. Я школу закончила.

— А почему Игорь… э-э… вам… вас… сказал?.. э-э-э…

— Почему он сказал про меня «жена»? Вы это хотите спросить? Не знаю. Я сама удивилась. Мы ведь ещё не расписаны.

Людмила Васильевна сделала несколько глубоких вдохов и с облегчением почувствовала, что ей перестало не хватать воздуха.

— Ну и ладно. И проходите. И не волнуйтесь. Садитесь, пожалуйста, отдыхайте. Я сейчас. Ах, как же всё в жизни идёт по кругу! — исчезая в кухне, поделилась она с «невесткой» своими давними воспоминаниями, — как всё повторяется: когда Игорёк родился, мне тоже не было восемнадцати…

…День рождения сына, наречённого Всеволодом, Вероника и Мерин всегда отмечали два раза в году: 5 декабря, как положено, и 5 марта.

* * *

С Шурой всё произошло очень неожиданно.

Недостатка в мужском внимании Александра Величко не испытывала никогда. В детском садике её называли не иначе, как «наша куколка». В школе на рано и удачно сформировавшуюся девочку стали заглядываться молодые педагоги. А ближе к концу овладения средним образованием она проторила себе дорожку в ближайшую женскую консультацию и не однажды прибегала к советам, а подчас и настояниям её многоопытных сотрудниц. Она была на удивление по уши моментально влюбчива и не менее моментально «разлюбчива», как выразился один из её безутешных поклонников. Всё происходило как-то само собой, тем более что расставания с избранниками протекали для Шурочки «без бурь, без слёз и без заламыванья рук». Влюблялась она искренне, отдавалась любви безоглядно, и кто виноват, что новое, как правило, неизмеримо более сильное чувство возникало намного раньше, чем ей самой того хотелось. Свою будущую профессию Шура тоже выбрала по принципу необязательности строгого соблюдения монашеского образа жизни: после окончания одиннадцатилетки она закончила годичные курсы секретарш и без колебаний, с радостью, с широко распростёртыми объятиями начальника отдела кадров Московского уголовного розыска была принята в штат знаменитого заведения, известного своим почти исключительно мужским контингентом.

К моменту появления в МУРе Игоря Мерина Шура Величко, одарив перед тем своей секретарской исполнительностью нескольких начальников нескольких отделов, была сослана к полковнице Клеопатре Сильвестровне Сидоровой — начальнице отдела по особо важным делам. И если поначалу для Шуры это её очередное служебное перемещение действительно выглядело настоящей ссылкой, то довольно скоро она убедилась в очевидной выгоде своего нового места службы: теперь можно было не скрывать от патронов свои очередные увлечения и не испытывать на себе приступов их неудержимой начальственной ревности. Свобода! А она, как известно, рождает бессчётное множество желаний и возможностей их реализации.

Первое же появление Мерина в приёмной Клеопатры Сильвестровны произвело на Шуру сильное впечатление: она влюбилась. И с нетерпением стала ждать второго его появления. Оно затянулось надолго, очень надолго, чуть ли не на целую неделю. Нетерпение Шуры уже грозило перерасти в нервный срыв, но надо отдать ей должное — она провела эти бесконечно долгие дни не без пользы для себя: она узнала всё, что относилось к личной жизни возлюбленного: холост, бездетен, женскими путами не обременён. В результате проделанной работы чувство её окрепло, возмужало и готовность к отражению любой конкуренции стала очевидной. Вызывать же ответные чувства избранника было для Шуры Величко делом техники, которой секретарша полковницы владела в безмерном совершенстве. И когда наконец случилось-таки второе прошествие Игоря Мерина в приёмную Сидоровой, Шура умело взнуздала любимого конька, подняла забрало и очертя голову ринулась в бой:

— Игорь Всеволодович, скажите, чем объяснить тот факт, что вы так формально со мной здороваетесь? Я что-нибудь не так сделала?

— Что-о? — обалдел Мерин. Он недавно только был принят в это известное своей строгостью нравов учреждение, не успел ещё убедиться в том, что строгость эта сильно преувеличена, и никак не ожидал столь откровенно кокетливого внимания по отношению к своей персоне. — Почему «формально»?

— Вот и я спрашиваю — почему? Идёте мимо, не улыбнётесь. А ваше «здрасьте» звучит так холодно, что я замерзаю и перестаю ощущать себя женщиной. А я женщина, Игорь. — В подтверждение сказанного Шура очаровательно обнажила зубки, при этом богатая размерами грудь её, без видимых усилий со стороны владелицы, призывно шевельнулась. — Не возражаете, если я буду обращаться к вам без отчества? На «ты» мы перейдём позже, после соблюдения необходимых формальностей. — Она захохотала. — Не возражаете?

Мерин не возражал, но повёл себя не по-мужски: продолжению светской беседы он предпочёл спешную ретировку.

Долгое время молодой сотрудник МУРа старательно избегал встреч один на один с Александрой Леонидовной. Когда же возникала необходимость посещения кабинета начальницы отдела, то он пересекал секретарский «предбанник» стремительной трусцой.

Но жизнь текла своим чередом, дни не поспевали за днями, и с головой ушедший в работу Мерин благополучно забыл об этом их с секретаршей маленьком недоразумении.

Другое дело — Шура. К мужским отказам она не привыкла, хотя бы потому, что таковых в её жизни не случалось. Стоило ей утром обратить на кого-то внимание, как максимум к вечеру следующего дня их отношения можно было смело называть «близкими».

Близость эта могла длиться месяцами. Могла перестать быть «близкой» по прошествии часа. Всё зависело от силы Шуриной влюблённости, ибо без большого, глубокого, искреннего чувства оказаться с ней рядом в постели не мог никто, никогда, ни при каких условиях и ни за какие коврижки.

Но и уклоняться от перспективы возможных романтических отношений с очаровательной прелестницей до Мерина никому не приходило в голову.

Он оказался первым из сонма собратьев по полу и потому веры ему от Шуры не было никакой. Ломается мальчик. Цену себе набивает. Ничего, подождём. Нам не к спеху. Сам приползёт, а мы ещё поломаемся.

Ближайший месяц она не обращала на него внимания.

Но и он — на неё.