Хроники Розмари - Анна Данилова Страница 4

Она снова открыла посыпанное блестящей новогодней пудрой послание: дата. Первое января две тысячи первого года. Пять лет тому назад. Мужчина, этот самый «В.» (Виктор, Виталий, Владимир, Влад…), написал дату так, как пишут деловые люди. Не прописью, а парами чисел. Хотя какое это сейчас имело значение?

Дина спрятала деньги в шкаф с бельем, туда же сложила и пакет с открыткой, только на другую полку, поставила греться чайник и отправилась в ванную. Лежа по горло в теплой приятной воде, она с закрытыми глазами пыталась себе представить какой-то богом забытый дом отдыха, занесенный снегом и тихий, почти пустой… Гороховый суп на обед и теплое молоко с плюшками на полдник. Собственно говоря, а почему бы не прогуляться до этого «Отрадного», взять путевку и самой отдохнуть, а заодно и попытаться выяснить фамилии этих двоих, так и не сумевших договориться за пять лет…

– Хозяин квартиры живет в Африке, мать его… – уставший следователь сонно клевал носом в своем кабинете.

Перед ним стояла чашка с остывшим кофе. Он разговаривал сам с собой, так ему казалось, что его мысли обретут стройность и особый смысл. Он знал, что соседние кабинеты давно пусты, что все ушли домой, а он, как идиот, сидит и продолжает думать об убитой в квартире на улице Краснодонской. Странное убийство! Странная девушка, которая разувается, не сняв с перчаток. Или же она сняла перчатки, а убийца после выстрела зачем-то надел их на ее руки. Как будто у него было время после убийства возиться с перчатками. Если он нормальный, то он должен был уносить ноги, а не надевать перчатки на руки убитой им девушки. То, что она разулась сама, несомненно. Иначе зачем бы убийце разувать ее? Итак. Девушка пришла домой (предположим, что это ее дом, хотя, конечно, никакой он не ее, а Виноградова Альберта Михайловича, геофизика, работавшего по контракту в Африке), разулась, чтобы не топтать паркет (все-таки на улице снег). Перед тем как разуться, сняла перчатки. Скорее всего, сунула их в карман или оставила на полочке в прихожей. И тут она увидела убийцу. Он мог поджидать ее в квартире и выстрелить, как только она вошла. Или же мог прийти позже, но сразу за ней, потому что жертва – одета… Девушка открывает дверь, впускает убийцу, или же он сам входит, она пятится… Затем он стреляет ей в грудь. Возможно, он, преследуя ее, хватает с полки перчатки, надевает их (чтобы на оружии не осталось следов) и уже потом достает, предположим, из кармана пистолет и стреляет. После чего срывает с себя перчатки… Находясь в шоковом состоянии, он надевает их на руки мертвой девушки. Перчатки! Вот дались они ему! Думает только о перчатках. Нет, похоже, девушка разувалась в перчатках. Или же вошла, хотела разуться, но в этот момент в дверь позвонили, и она, как была, в перчатках и сапогах, развернулась к двери и открыла ее. Увидела убийцу и впустила его. Если бы это был незнакомый человек, то, во-первых, она могла бы его не впускать. Или же впустить после каких-то объяснений, мало ли что… Во всяком случае, разуться она могла, лишь успокоившись, то есть самым обычным способом сняла сапоги. Однако она была в перчатках… Значит, была рассеянна. Задумалась о чем-то. Вероятно, этот гость сильно удивил ее…

Личность убитой установлена. При девушке была сумочка с документами и небольшими деньгами. Неудачина Алевтина Ивановна, 1979 года рождения, жительница города Саратова, проживающая по адресу: ул. Рахова, дом 153/57, кв. 20.

Она прибыла в Москву три дня тому назад и собиралась уехать как раз на следующий день. Не успела. Не уехала.

Поехали дальше…

Следователь Борис Михайлович Аникеев мог бы уже давно отправиться домой, да только не хотел. До официального развода оставалась неделя, и он не мог находиться со своей почти бывшей женой в одной квартире. Не мог видеть, как она собирается, укладывает вещи, чтобы переехать к своему любовнику. Не понимал, зачем ей понадобилось жить дома вплоть до самого развода. Как будто нельзя было собраться за пару вечеров, пока его нет дома, и уйти, сделав так, чтобы он не страдал, видя ее сборы, и не раздражался бы при мысли, что теперь все свои юбки и халаты, чулки и сорочки она будет носить в другой жизни. И что их увидит другой мужчина. У них любовь, видите ли! А что же было тогда между ними, между Надей и самим Борисом? Ну и что, что нет совместных детей. Как будто дети могут гарантировать любовь, устойчивые отношения, верность. Какая чушь, и как наивны те, кто так полагает. Семья, в понимании Бориса Михайловича, должна держаться только на любви и уважении. Это – все.

Он представил себе, что пришел, открыл дверь своими ключами и увидел свою жену, Надю, стоящую возле раскрытого чемодана с задумчивым видом (нижняя губа закушена, глаза застыли: отомри!) и размышляющую о том, все ли она взяла, не забыла ли чего? Между строчками: купит ли ей новый муж новую блузку или шубку? Нет, это невозможно, что Надя от него уходит. Все было так спокойно, хорошо. Она сказала, что устала от одиночества, что устала ждать. Вечная песня жен следователей прокуратуры.

Ладно. Поехали дальше… Алевтина Неудачина. Ну и фамилия! Действительно «неудачина», удача, если и имела место в ее жизни, то совсем недолго, ровно столько, сколько понадобилось для того, чтобы прожить двадцать семь лет.

Какое отношение она имеет к Виноградову Альберту Михайловичу? Этот вопрос надо бы послать вместе с остальными важными вопросами в Саратов, коллегам в прокуратуру. А если понадобится, и самому выехать на место, вернее, туда, на улицу Рахова, где проживала Алевтина. Аля… Не самое красивое имя для женщины.

По дороге домой Аникеев купил пачку замороженных вареников с вишней и сметану. Судя по тишине в квартире, жены не было. Слава тебе, господи! Догадалась-таки уйти, не мучить его. Наблюдая за тем, как закипает вода в кастрюльке, Борис спросил себя, любит ли он по-прежнему Надю или нет. Судя по тому, что в груди не саднило, он понял, что за полгода ее измен и разговоров о разводе он успел переболеть ревностью. Да и любовью тоже. Ему вдруг остро захотелось одного – чтобы его наконец оставили в покое. Ему никто не нужен. Ни чтобы его кто-то ждал, ни чтобы о нем кто-то заботился. В последнее время он понял, что дежурная забота жены стала его тяготить. Задерживаясь на службе, он думал о том, что его ждут и злятся. Нет, не волнуются, а именно злятся. Надя злилась, разогревая ему еду. Хотя какая это работа – греть в микроволновке тарелки? Да если разобраться, это вообще легко и просто. Злилась, когда он засыпал прежде, чем его голова касалась подушки… Нет, это даже хорошо, что они расходятся. Теперь его никто не будет ждать и он сможет распоряжаться своим временем как пожелает. Конечно, в первую очередь он будет спокойно работать. А ужин он сможет приготовить себе сам. На завтрак можно доесть остатки ужина или просто выпить кофе. Обедает он в столовой, в суде. Так что с питанием у него проблем не будет. Стирать он будет в стиральной машине, которую освоил еще пять лет тому назад. И пропылесосить сможет, и раковины почистить… Любовь! Зачем такая любовь, когда страшно подходить к двери, зная, что сейчас тебе на голову обрушатся злобные упреки…

Вареники, политые сметаной и посыпанные сахаром, – мечта холостяка. Ведь теперь он холостяк. Вот и хорошо, думал он, уплетая один вареник за другим. Сметана стала розовой, сладкой, теплой… Буду есть каждый день одни вареники с вишней, решил Аникеев, отодвигая от себя уже пустую тарелку и похлопывая себя по плоскому животу. В свои сорок пять он выглядел довольно-таки молодо. Высокий, худой, даже спортивный. Он приготовил себе горячего чаю и устроился с чашкой перед телевизором. Передавали футбол. Это ли не счастье?..