Уставшая от любви - Анна Данилова Страница 4

Я позвонила ему и, сдерживаясь, чтобы не дай боже не выдать волнения, не упрекнуть за долгое отсутствие, как бы между прочим сказала, что намерена сегодня за ужином обсудить покупку еще одной машины. Напомнила о предстоящих гастролях (как будто бы он мог об этом забыть), посетовала, что без машины в Париже трудновато, ведь машина — это все-таки свобода, и на всякий случай спросила, сможет ли он вернуться к ужину в восемь. Сережа мой, вероятно, тоже сдерживаясь, чтобы не поцеловать трубку, сообщил, что непременно будет. Даже поинтересовался, не купить ли чего к столу. Я сказала, что все есть, но бутылка хорошего красного вина лишней не будет.

Мы редко ужинали дома. Обычно по вечерам мы встречались в «Мопра», куда Сережа никогда не приходил один, за ним вечно увязывались его друзья-артисты. Понятное дело, все усаживались за наш столик у камина, а потому никто и никогда за ужин не платил, сколько бы ни было заказано.

— Наташа, я вот все жду, когда же у тебя закончится терпение! — Моя Катя возмущалась и снова была права. Счета были огромными, его дружки-артисты (не говоря уже об артисточках) заказывали, не стесняясь, самые дорогие блюда — считали, что в нашей семье денег много, не обеднеем. Конечно, они смеялись за моей спиной, я чувствовала это кожей.

Для меня не было тайной, что женское окружение моего мужа возмущается тем обстоятельством, что мне не удается похудеть. Но мне действительно не помогали ни диеты, ни таблетки, ни прочие средства, какими изводят себя полные женщины. Мой врач сказал, что я похудею, когда организм сам этого захочет. Вот еще один мошенник, и попробуй проверь его слова.

Я решила приготовить спагетти с трюфелями. Набросив фартук, я хлопотала на кухне, то и дело поглядывая на часы и стараясь представить наше с Сережей свидание. Как он себя поведет? Будет ли ласков? Что скажет? Позволит ли себе расслабиться и помечтать о машине? Спросит ли, о какой марке идет речь и позволю ли я ему выбрать модель? Честно говоря, мне было все равно, но я видела своего мужа в открытом кабриолете почему-то непременно цвета бутылочного стекла.

Хорошо, вот мы поужинали, допили вино, поговорили, определились с моделью. Что будет потом? Он встанет, поцелует меня в лоб, скажет, что у него встреча, и уйдет? Такое может случиться? Может. Он способен на это.

Интересно, как он вообще ко мне относится? Время от времени он говорит, что любит меня, что мы с ним родные люди и что он пропал бы без меня. Увы, я знаю, что все это слова. У меня имеются записи его разговоров с любовницами, с коллегами. Удивляюсь, как у меня еще сердце не разорвалось. С ними, с теми он называет меня «моя кубышка», «мой жирненький слиточек», «моя колбаска». И всегда добавляет, что только здоровый цинизм позволяет ему все еще жить со мной под одной крышей. Что нынче время такое, кризис, и ему ничего не остается, кроме брака со мной. Что я при всех своих недостатках (среди которых, оказывается, и алчность!) все-таки человек верный и относительно порядочный. Что случись что — я его не брошу.

Записи, доставленные моим сыщиком, я никогда не слушаю дважды. Одного раза хватает, чтобы покраснеть как вареный рак, покрыться потом и разрыдаться. Вот в такие минуты и рождаются мысли об убийстве. И когда я представляю, что Сережи нет, что его больше никогда не будет и что я буду свободна от этой убивающей меня любви, в правой стороне груди у меня начинает биться еще одно сердце, наверное, запасное, и мне становится легче дышать, кровь ударяет в голову, и я просто пьянею от счастья.

— Ната?

Сказать, что я удивилась, увидев вместо Сережи Катю, — это ничего не сказать. Я стояла, задумавшись, у накрытого к ужину стола, нарядная, в черном, плотно облегающем платье, на каблуках, с ниткой жемчуга на шее, и даже не поняла, что происходит.

— Дверь была открыта, — пожала плечами Катя.

Она осмотрела меня с головы до ног, кивнула.

— Как?

— Отлично! Хочешь муженька в койку затащить?

— Ага.

— Паршивый план, я тебя предупредила.

— А ты как вошла-то?

— Говорю же, открыто было.

— Ох, забыла совсем, я же мусор выбрасывала. А ты что?

— Волнуюсь за тебя. Подумала, что ты… — Она явно подбирала слова.

— Катя! Говори!

Я только сейчас заметила, что на ней рабочая одежда. У меня волосы на голове зашевелились. Мы с ней понимали в эту минуту друг друга без слов — все говорили наши взгляды.

— Нет, Катя. Это не то, что ты подумала. И неужели ты действительно считаешь, что я способна на это?

— Извини. Я просто хотела помочь.

В глазах ее стояли слезы. А меня вдруг охватил такой ужас, что я еще какое-то время стояла, не в силах произнести ни слова.

— Я не убийца, — прошептала я, глотая слезы и понимая, что, даже если тушь сейчас не потечет, все равно в глазах защиплет, веки покраснеют. — Иди домой, Катя. Все в порядке. Ты не должна была приходить.

— Ладно, прости. Я хотела помочь.

Она ушла, а я еще какое-то время стояла, приходя в себя.

Что ж, поделом. Нечего было делиться с ней своими бредовыми фантазиями и рассказывать, как я убиваю в мыслях мужа. Надо же, пришла помогать мне избавляться от трупа! Я поняла это, когда ее мысли перетекли в мои. Но как натурально выглядели все мои приготовления к убийству! Зачем, зачем я посвящала ее в свои планы, как я посмела взвалить на нее этот бред? И неужели она не понимала, что все эти разговоры, яды, пистолеты, все фантазии на тему убийства — всего лишь выплеск моего отчаяния? Да, я готова мысленно убивать мужа, но только чтобы сердечная боль притупилась.

Я услышала, как за Катей захлопнулась дверь. Оглядела накрытый стол. Вино, лиможский фарфор, бокалы из богемского стекла, черный виноград, салат с сельдереем, яблоками и орехами — все как он любит.

На плите тихонько кипит вода для спагетти.

Без пяти восемь раздался звонок, и я пошла открывать.

Сережа стоял с букетом красных роз. Черные джинсы, белый тонкий джемпер, на бледных щеках румянец, а глаза смотрят так, как если бы он увидел любимую девушку после года разлуки.

— Ната, дорогая, ты уж прости меня, совсем заработался. — Он протянул букет, бросился ко мне и поцеловал в обе щеки. — Тяжела и неказиста жизнь народного артиста!

Я терпеть не могла эту его пошловатую присказку.

— Сережа! — Я обняла его, прижалась щекой к его груди. Вот оно, настоящее счастье, когда мы вдвоем, когда нет вокруг этой толпы друзей, поклонников, этого театрально-киношного люда, считающего Сережу своим, хотя он мой и только мой.

— Как дела? Все хорошо?

— Да просто отлично! Скоро закончим павильонные съемки и поедем в Крым.

Он снимался в кино, где играл русского дворянина, соблазнившего юную соседку. Продюсерами этого фильма были наши знакомые, муж и жена Паравины, крепко повязанные с семьей нефтяных миллиардеров. Те с удовольствием принимали участие в разного рода кинопроектах, но светиться не желали. Думаю, на закрытых вечеринках они с упоением рассказывали, кого из известных артистов им удалось заполучить для нового фильма, показывали черновой материал и будто бы вскользь упоминали российских и европейских звезд, с которыми им довелось свести знакомство. Саша Паравина обожала Сережу и приглашала его во все свои проекты. Не думаю, что между ним и этой худой прокуренной старухой, увешанной бриллиантами, были отношения. Хотя когда мы с ним купили квартиру в Париже, ему, я знаю, доставляло особое удовольствие навещать их в квартале Маре, который они облюбовали. А я — я радовалась, что смогла предоставить ему такую возможность.