Спокойно, Маша, я Дубровский! - Елена Логунова Страница 4

– Надо предложить мамуле написать биографию любимого сына – бестселлер «Казимир Кузнецов как воплощение жизнелюбия и неиссякаемый источник позитивной энергии»! – съехидничал мой внутренний голос.

Я кивнула. Право, стань Зяма психоаналитиком, он мог бы возвращать к жизни толпы суицидально настроенных дурочек! По-моему, есть только две женщины, которым он не способен заморочить голову: это я и наша мамуля.

Впрочем, я тоже ощущала некоторое головокружение, только причиной его были не Зямины чары, а жуткая жара.

В два часа пополудни под июльским солнцем на кладбище было жарко, как в аду. Впору было позавидовать китайцам (или японцам?), у которых традиционным траурным цветом является белый! Осмотревшись, я поняла, что промахнулась с покупкой черного суконного платья с подобающим случаю скромным вырезом. Прочие дамы без стеснения надели дырчатые кружевные блузки, легкие сарафаны на тонких бретельках и очень-очень маленькие черные платьица. Хотя все эти наряды были приличного черного цвета, легкость мануфактуры и фасона делали их гораздо более подходящими для вечернего выхода с танцами и обжиманцами. В толпе легкомысленно разряженных дамочек я выглядела смиренной монашенкой.

Зато у меня был самый красивый спутник! Надо отдать должное Зяме, на фоне других мужчин он смотрелся, как фламинго среди пингвинов. Не только потому, что ни один другой джентльмен не облачился в моднейший костюм из розового льна. Просто наш Зяма действительно хорош собой: высокий, с отличной фигурой и приятной скуластой физиономией, которой напускная скорбь придала обольстительной томности. Я прямо залюбовалась братишкой, когда он пошел возлагать цветы к ногам своей усопшей подруги.

Другие граждане на него тоже засматривались. У большинства, чуждого высоких художеств, розовый колер плохо ассоциировался с трауром. Однако Зямина рубашка под пиджаком жизнерадостного цвета была чернильно-черной, и в этом сочетании угадывалось что-то глубоко символическое, намек на близкое соседство цветущей младой жизни и темного праха.

Зяма чуток задержался у гроба, по дизайнерской привычке формируя в домовине гармоничный букет, но я недолго оставалась одна. Бочком-бочком, как маленький краб, ко мне приблизилась невысокая брюнетка с распущенными волосами русалки азиатского происхождения. Угольно-черные волосы отчасти закрывали излишне обнаженные плечи и чересчур смелое декольте, в глубине которого взволнованно вздымалась силиконовая грудь.

– Это твой? – хриплым шепотом спросила она, кивком указав на Зяму, сноровисто формирующего в районе белых тапочек классическую экибану из алых и белых гвоздик.

– Мой, – подтвердила я, не найдя в себе сил отречься от родного брата, даже если он ведет себя, как сущий идиот.

Брюнетка глубоко и отчетливо завистливо вздохнула, шумно сглотнула слюнки и спросила еще:

– И как он?

– Так себе, – дипломатично ответила я.

– Вижу, ты не в восторге? – оживилась она. – Может, махнемся? Предлагаю ченч!

– То есть обмен? – Я вынужденно применила свой зулусский английский. – А чем меняться, я не поняла?

– Ты что, глупая? Мужиками, конечно! Чем же еще! – брюнетка фыркнула, как выдра. – Ты уступишь своего дусю мне, а я своего – тебе!

– А где твой дуся? – невольно заинтересовалась я.

– В Париже, – легко ответила брюнетка.

– В Париже? – Я задумалась.

Дуся, в нагрузку к которому идет столица Франции, определенно, мог рассматриваться как объект заманчивой бартерной сделки. А я пока что девушка свободная, лишь отчасти связанная обещанием в обозримом будущем выйти замуж за симпатичного милицейского капитана Дениса Кулебякина. Однажды он хитростью вырвал у меня соответствующую клятву, но при этом не сообразил ограничить мою девичью свободу конкретными временными рамками. Так что в ближайшие десять-двадцать лет я, думается, вольна распоряжаться собой. Вполне могу включить в перспективный пятилетний план развития своей жизни парижского дусю.

– А он у тебя кто? – Любопытство мое заметно возросло.

– Он лес, – непонятно сказала брюнетка и послала воздушный поцелуй Зяме, который как раз закончил сеанс похоронной флористики и обернулся ко мне в надежде получить одобрение своих трудов.

– В смысле, полный дуб? – огорчилась я.

К сожалению, терпеть не могу дураков и не умею скрывать свое к ним отношение, а это сильно сужает диапазон поисков потенциального спутника жизни.

– Дуб, – согласно кивнула брюнетка. Она завела глаза и скороговоркой, как девочка, повторяющая затверженный стишок, протарахтела:

– Дубравы, ельники, сосняки, пихтарники, бучины и грабовники! И еще каштановые рощи, хотя об этом лучше не говорить, так как каштановая древесина является особо ценной и законодательно запрещена в рубку. Мой дуся – лесной король юга России.

Это была очень интересная и, в общем, греющая душу информация. Мне только неведомые грабовники не понравились, как-то неприятно они называются... Мысленно я попробовала на вкус небанальное словосочетание «лесная королева российского юга», дополнила его собственным именем – «Индия Кузнецова» – и решила, что знакомством с парижским дусей пренебрегать не стоит.

– Так, дуся моя. Ты со своим на поминках будешь? – деловито спросила брюнетка, копошась в своей сумочке.

– Не знаю, – растерялась я – главным образом от того, что незнакомка назвала меня дусей.

Это имя более или менее органично вписывалось в длинный ряд моих домашних прозвищ: Дюша, Индюся, Индуска... Впрочем, у брюнетки это, похоже, было универсальное имечко для знакомых любого пола, ведь лесного короля она тоже называла дусей.

– Как это – ты не знаешь, будете ли вы на поминках? Должны быть, – твердо заявила легкомысленная подруга лесного короля и вручила мне визитную карточку.

На серебристой картонке красивыми золотыми буковками с вензелями были вытиснены всего два слова: «Дарья Павелецкая». Никакого титула к имени не прилагалось (а так хотелось приписать внизу: «Просто дуся»!).

– Слава богу, поминки будут попозже, ближе к ночи, в нормальном кабаке с кондюками, – вяло обмахнувшись ладошкой, сказала нежная дуся Даша.

Голос у нее был низкий, с волнующей хрипотцой. Я не поняла, то ли Дашенька нарочно так говорит, чтобы больше соответствовать образу женщины-вамп, то ли у нее какие-то проблемы с гортанью. Наверное, все-таки выпендривается.

– Ночной клуб «Планида» знаешь? – эротично шептала мне роковая женщина. – Встретимся там в одиннадцать. Если вас охрана задержит, звони, я проведу. Нет, лучше подходите не в одиннадцать, а в двенадцать, а то вдруг самолет задержится, и мой песик припоздает. Короче, в полночь ты должна появиться. Но только не позже!

– Что, поминки ограничены регламентом? – съязвила я.

– Да нет, просто, если ты не поторопишься, мой дуся может успеть положить глаз на какую-нибудь другую кралю, и все, ты в пролете! Мой дуся, знаешь, какой приставучий? К понравившейся бабе цепляется, как репей к собачьей заднице!