Вата, или Не все так однозначно - Роман Емельянов Страница 4

– Колись, что ты сделал? Замочил старушку? Ты стер отпечатки пальцев? Она сопротивлялась?

– Ну, я вот что решил…

– Нет! Только не говори мне, что ты ее трахнул! – Мишка заржал. – Конечно, это проще, чем поцеловать Лизку, но я не уверен, что мы останемся после этого друзьями!

– Идиот! – Я тоже хохотал, алкоголь уже стукнул своей веселой кувалдой по моему юному мозгу, и пришла эйфория от успешно проведенной операции. – Во-первых, она не такая и старая. Ей всего шестьдесят четыре где-то. А во-вторых, я ей не понравился и пришлось искать другие варианты.

– Какие? – Мишка выпил вторую стопку, достал из-за уха сигарету, зажег спичку о подошву и прикурил. На людей, которые не знали, что к ботинку приклеен «черкаш», этот трюк всегда производил впечатление. – Не томи!

– В общем, идею дал мне ты, – Миха удивленно вскинул бровь, – я поднялся на последний этаж, позвонил в первую попавшуюся квартиру, точнее постучал, звонок не работал…

– К черту подробности!

– Дверь открыла милая старушка. – Я не спеша налил водки, выпил и закусил, растягивая удовольствие от всепоглощающего внимания и нетерпения Михи, вытащил у него изо рта сигарету, затянулся. – Мы с ней познакомились. Знаешь, у нее дети и внуки такие сволочи! Вообще ее не навещают и деньгами не помогают, вот она и гонит…

– Это ты гонишь, давай уже к эндшпилю! – Я недавно научил Мишку играть в шахматы, и он гордился знанием шахматной терминологии.

– Короче, предложила мне выпить чаю, пирожками угостила, вкусными, кстати. Ты был прав. Клиенты до пятого этажа доходят редко, поэтому торговля у нее идет не очень, одна-две бутылки в день. А этих бутылок у нее, я тебе скажу… Полкухни заставлено. Короче, я предложил помочь. Сказал, сделаю так, что она будет продавать минимум вдвое больше. Договорились, что если это действительно произойдет, то она мне в качестве оплаты будет давать одну бутылку в день. Вот, собственно, и все.

– А эти три она с чего тебе дала?

– Ну, я ей сказал, что мне нужна пара бутылок для осуществления плана, ну, а потом сказал, что лучше три. И она дала еще бутылку, а потом сказала, что я на внука ее похож и что закусывать надо обязательно. Вот.

– Класс… – Мишка допил водку, откинул ногой пустую бутылку и потянулся ко второй. – Как говорится, между первой и второй…

– Не, Мих, стоп! – Я отодвинул пакет от него подальше. – Реально может понадобиться.

– Ты сбрендил? – Миха смотрел на меня, вытаращив глаза. – Тебе реально, то есть нереально повезло. Забудь про эту бабку, поржали и хватит!

– Не, Мишк, я так не могу. Я должен хотя бы попробовать ей помочь.

– Ты че, один ее хочешь выпить? Или к Лизке с ней завалиться? Так она тебе все равно не даст, – Мишка завелся, решив, что я хочу его как-то надуть.

– Да нет, ну правда, хочу помочь. Я ей вроде как слово дал…

Мишка обиженно вытер губы и, демонстративно громко сплюнув, развернулся и зашагал прочь:

– Иди ты в жопу! Тимуровец…

Я остался сидеть на покосившемся деревянном ящике, размышляя о бренности всего сущего, о мимолетности радостных мгновений и тяжести неизменно приходящей следом грусти, ну, и о том, как увеличить продажи Александры Федоровны из восемнадцатой квартиры.

Мама жарила картошку. Я сидел за кухонным столом и, урча пустым животом, предвкушал скорый ужин. Масло скворчало на чугунной сковородке и иногда плевалось, пытаясь ошпарить. Фантастический запах витал в кухне и сводил меня с ума. Отец сидел напротив, разгадывал очередной кроссворд. Рядом лежал свежий номер «Крокодила» на «после ужина». Иногда он озвучивал вопросы вслух, как бы давая нам с мамой шанс проявить себя. Но мы им не пользовались. Мама потому что была занята готовкой, а я был увлечен разработкой плана по продвижению нового бренда «Александра Федоровна» в среде алкашей. Конечно, таких слов как «бренд» и «продвижение» я тогда еще не знал, но цели были очевидны.

– Па-а-ап, – нарушил я молчание.

– М-м-м? – не отвлекаясь от кроссворда, промычал отец.

– Скажи, ты водку любишь?

Отец оторвал глаза от газеты. Он почти не пил и был уверен, что давно привил и мне ненависть к алкоголю.

– А что это тебя вдруг водка заинтересовала?

– Да мы по химии недавно таблицу Менделеева проходили, – сочинял я на ходу, – так химичка говорила, что водку тоже он изобрел. Вот я все и думаю, зачем люди водку пьют? Она же невкусная. А как праздник, так она всегда на столе…

– Понятно, – объяснение вроде устроило, и папа решил ответить серьезно: – Понимаешь, Андрей, она конечно невкусная, но иногда, по праздникам… В Новый год там, или на день рождения… Когда хорошая веселая атмосфера… И под хорошую закуску, селедочку под шубой, к примеру, то можно.

– А как на природе хорошо идет! – воодушевившись, включилась в беседу мама. – Если в лесу да под шашлычок, у костерка, с дымком словно…

– Да-а! – подхватил отец. – И чтобы соленья всякие были, и свежий помидорчик, лучок… И пахнет сосновыми ветками, и шашлычок уже почти готов…

– Костя… – мама опомнилась первая.

Тут же и отец очнулся от фантазий:

– Но, в общем, это самое… Пить нехорошо, понимаешь?

– Конечно, понимаю, пап! Мам, у тебя картошка не сгорит?

– Ох ты… Точно! – и все засмеялись.

И мы сидели втроем на кухне, ели подгоревшую картошку. И она была очень вкусная. Потому что сейчас так картошку никто не жарит – соломкой, до корочки. И потому что это был один из немногих тихих вечеров в семье, когда все вместе за одним столом. Хотелось поставить время на паузу. Тогда никто ни на кого не кричал. Вечер в семье, существованию которой было отведено совсем немного времени. Незримая трещина уже пробежала между мужчиной и женщиной, и остановить ее разрушающий рост было невозможно. Но тогда я этого не знал. Зато я точно знал, что буду делать завтра…

На следующее утро мы с Мишкой принялись за работу. Конечно, сначала помирились. Это была чудесная пора, когда ссоры вспыхивали на ровном месте, казались неисправимыми трагедиями, но гасли так же молниеносно, без последствий и осадка.

Прихватив «промоматериалы», то есть водку, пластиковые стаканчики и хитрые физиономии, мы уселись в «Пьяном дворике» на лавочке. Это была настоящая засада. Мы наблюдали за происходящим вокруг и классифицировали людей, появлявшихся в нашем поле зрения. Поток жаждущих смочить горло уже к одиннадцати утра был довольно плотным. Люди ныряли в сырые дебри подъездов и выныривали оттуда спустя пару минут с добычей. Кто-то сразу спешил прочь, ибо имел план – где, с кем и когда опустошить приобретенное. Кого-то прямо здесь поджидала компания из двух-трех человек, и они, не откладывая столь приятное действо «на потом», укрывались либо за гаражами, либо занимали одну из лавочек. Попадались и одинокие волки; выходя из подъезда и щурясь на солнечный свет, они оглядывали окрестности в поисках компании, к которой можно было бы присоединиться. Было много завсегдатаев, которые зачастую даже не знали друг друга по именам, но встречались в этом дворе только для того, чтобы залить печаль, поругать Горбачева и снова разойтись по своим домам и работам. Еще одна категория, заинтересовавшая нас, – «халявщики». Это были люди, как правило с наиболее пропитыми лицами, не имеющие достаточно собственных средств для покупки водки. Они отирались около компаний, вливались в подслушанные разговоры в надежде на то, что будут приняты в «общество» и получат свою дозу. Это именно те персонажи, что первыми откликаются на вопрос: «Кто сбегает еще за одной?»