Три цвета крови - Чингиз Абдуллаев Страница 4

Находились политики, которые полагали, что обретение свободыневозможно без пролитой крови, и даже приветствовали ее, считая, что в мукахродовых схваток новые молодые государства сумеют выстоять и развиться внормально функционирующие политические организмы. Доказывали, что независимостьи свобода гораздо более важные вещи, чем жизнь одного человека или даже сотен людей.

Гораздо более важные, чем неустроенные судьбы миллионовлюдей. Гораздо более важные, чем гражданские и национальные войны,прокатившиеся по всему периметру границ бывшей Империи. Гораздо более важные,чем слеза ребенка. Политики любили независимость гораздо больше простых людей,ибо независимость для них была независимостью от московских далекихначальников, возможностью бесконтрольного властвования и полного произволасобственных диктатур.

И в этих условиях столицы двух возникших государств стремительноотдалялись друг от друга. Москва, оставшаяся столицей только независимойРоссии, рвалась вперед, являясь флагманом российских реформ, догоняя покачеству жизни и ценам европейские столицы, а его родной город, ставший тожестолицей, но уже самостоятельной республики, стремительно скатывался всредневековье, как и большинство других республик, с несменяемыми президентами,с пародийными парламентами и еще более пародийными политическими партиями. Иэта раздвоенность души самого Дронго, это ощущение провала во времени ипотерянности собственной судьбы становились частью существования и в родномгороде, и в Москве, где независимая Россия гордо и в одиночку продолжала своиреформы.

Он так и жил по пять-шесть месяцев зимой и летом у себя наюге, а весной и осенью на севере. И в этот свой весенний приезд он, доставнесколько томиков любимых американских фантастов, предвкушал то наслаждение, скоторым будет листать новые романы своих любимцев.

В первый же вечер позвонил телефон. Это было как наваждение,но он уже знал, что на Брэдбери и Гаррисона никто никогда не звонит. А вотстоит ему взять Желязны или Саймака, как его сразу отвлекают от чтения.Хайнлайн имел большие перспективы быть прочитанным, но здесь приходилосьотвлекаться на бытовые темы. И, наконец, самую сложную и непредсказуемую судьбуимели Айзек Азимов и Роберт Шекли. Во время чтения их романов могло произойтивсе, что угодно. От землетрясения до цунами, от срочного вызова до пожара всоседней квартире.

В этот раз он читал один из последних романов АйзекаАзимова. Книга еще не была переведена на русский язык, и он читал роман вподлиннике, наслаждать неистощимым остроумием и мастерством великогоамериканского фантаста. И в этот момент раздался звонок. Дронго сначала нехотел поднимать трубку. Но вспомнил, что может позвонить сосед, обычнозабиравший его почту в Москве. И поднял трубку. С этого и начались всенеприятности.

— Добрый вечер, — сказал незнакомый голос, и Дронгопоморщился. Это был голос человека достаточно наглого и пробивного, чтобы от негоможно было отделаться просто так. Это был голос человека, уверенного в том, чтоего беседа может заинтересовать самого Дронго.

— Добрый вечер, — недовольно ответил Дронго, — кто говорит?

— Я звоню, чтобы передать вам привет от нашего общего друга,— продолжал незнакомец, — бывшего полковника Родионова.

В нескольких фразах может проявиться весь характер человека,его привычки, его манера общения, его психология. Просто нужно уметь слушать.Дронго слушать умел. Он обратил внимание, что незнакомец сказал «бывшийполковник». Значит, к Родионову он относился с некоторой долей скептицизма,характерного для большинства новичков, пришедших в правоохранительные органы запоследние десять лет. Прежний сослуживец Родионова никогда бы не назвал его«бывшим». В то же время незнакомец не стал уточнять, к какому именно ведомствупринадлежал Родионов. По логике, он должен был объяснить, что Родионов бывшийполковник КГБ. Но тех трех букв он не сказал, и это говорило в его пользу. Онне был окончательным идиотом, что вселяло некоторый оптимизм.

Общее впечатление портила его манера общения, самоувереннаяи безапелляционная. Сказав «вы его хорошо знаете», он одновременно давалпонять, что знает все или почти все и о самом Дронго. Причем может знать такиеподробности, которые сам Дронго предпочел бы не вспоминать.

— Что вам нужно? — спросил Дронго.

— Мы хотели бы с вами встретиться.

— Кто это «мы»? — недовольно переспросил Дронго. — Клублысых холостяков или у вас общие интересы по половому признаку? Может, вы клубнепризнанных гомосексуалистов?

— Вы все отлично понимаете. Наши представители хотели бы свами встретиться и обсудить некоторые проблемы.

— До свидания. И не пытайтесь приехать ко мне. Я спущу с лестницыпервого же визитера. — Дронго положил трубку.

Только этого не хватало. Опять одно и то же. Послеслучившегося во Франкфурте, когда там схлестнулись сразу несколько спецслужбмира, он дал себе слово больше не ввязываться в эти грязные игры. И вот опятьему звонят.

Телефон зазвонил снова. Этот наглый незнакомец, конечно, неуспокоится, пока не доконает своего собеседника. Давно пора сменить московскуюквартиру и телефон, чтобы его не могли найти. Телефон звонил не переставая. Оннаконец поднял трубку.

— Не бросайте трубку, — попросил незнакомец, — с вами хочетпоговорить один ваш старый знакомый.

— Здравствуй, дорогой, — послышался очень знакомый голос, —я даже не думал, что смогу тебя так быстро найти.

— Адам? — не поверил себе Дронго. — Адам Купцевич? Как тысюда попал?

Значит, ты в Москве? Что ты здесь делаешь? Откуда ты взялся?

— Не все сразу, — засмеялся Адам Купцевич, — меня к себе,надеюсь, пустишь, с лестницы спускать не будешь? С моими ногами это оченьнеприятно.

— Я сам приеду за тобой, — предложил Дронго.

— Не нужно. Здесь еще один наш старый знакомый. Вот с ним мыи приедем. Не возражаешь?

— С тобой — кто угодно. Как хорошо, что ты прилетел. Скольколет мы не виделись? Три, четыре?

— Целых пять. Мы встречались тогда, когда ты приезжал изСоюза. — Купцевич говорил по-русски с характерным польским акцентом.

— Да, — закрыл глаза Дронго, — все правильно. Пять летназад. Ты тогда мне снова помог. Я все помню, Адам.

— Вот и хорошо. Значит, у нас будет о чем вспомнить. Мыбудем через полчаса.

— Договорились. — Он положил трубку.

Адам Купцевич, легендарный польский разведчик.

Один из лучших профессионалов, долгие годы работал вИнтерполе, был экспертом специального комитета в ООН. Купцевич был первымруководителем Дронго во время их сложной поездки в Юго-Западную Азию. Тогда онигонялись по всему миру за торговцами наркотиков. И в этой безумной дракепотеряли многих своих товарищей. В том числе и любимую женщину Купцевича — ЭленДейли. Заложенная в автомобиле взрывчатка сработала, и женщина, сидевшая зарулем, погибла.