Троянский конь - Стэл Павлоу Страница 40

Вдалеке, за городом, я различил одинокого всадника, скачущего к горам.

Сарацин? Асассин? Его конь арабских кровей был скор и вынослив.

Нужно скакать за ним! Я быстро собрался – оружие, два меха с вином и сосуд с водой. Пнув Самира, я услышал в ответ лишь невнятное бормотание.

– Мы должны выехать прямо сейчас! – Я снова пнул торговца, а когда тот не пошевелился, нагнулся и встряхнул его.– Вставай, купец!

Его ответ был странным. Голова Самира скатилась с подушки в пыль у моих ног, но храпеть он так и не перестал.

– Даже если ты выедешь сейчас, догнать его не удастся.

Когда из темноты раздался чужой голос, храп Самира тут же утих.

– Мой брат обрадуется такому подарку, – сказал он, бросая к моим ногам корзинку.– Твоей голове.

– Брат? У Атанатоса нет братьев, только собаки.

Асассин выступил из тени, свет луны озарил его лицо.

– Мы – армия, а ты – просто дурак.

Он не обманывал меня. Семейное сходство было очевидным. Я кивнул.

– Прости. Ты хуже, чем собака.

Асассин сделал выпад, его кинжал блеснул золотом в предательской тьме. Я увернулся и толкнул его, сбивая с ног, но этот человек был слишком умелым бойцом. Он вскочил и полоснул ножом так быстро, что ранил меня в щеку.

Тяжелые капли упали в пыль. Я ударил его кулаком в живот, а локтем приложил по челюсти. Он выплюнул выбитый зуб, но отступать не собирался.

Асассин умел сражаться, его боевое искусство поражало. У меня подогнулись колени, и я рухнул на землю. Кинжал снова блеснул у моего горла.

– Хочешь что-нибудь передать моему брату, прежде чем я успокою тебя навсегда?

– Да,– тихо отозвался я.– Надеюсь, он оценит мои старания. Я тоже хотел сделать ему подарок.

Асассин схватил меня за волосы, заставляя открыть горло, но в этот миг подставился сам.

Я не промахнулся. Мой нож вошел ему в горло мощно и неотвратимо. Я заревел от ярости и вскочил. Шипя и бранясь, я свалил врага на землю, отрезал ему голову и плюнул в еще теплое лицо.

Я скакал в ночи по дороге, на которой видел одинокого всадника. Наконец подъем стал очень крутым, подножие горы закончилось, и я оказался на узкой извилистой горной тропе, петлявшей по ущелью. Где-то внизу рокотала река, но в темноте я не мог ее разглядеть.

Над дорогой то и дело нависали каменистые уступы. Мне приходилось постоянно пригибаться к шее лошади, чтобы не размозжить голову о камни. Неосторожность в горах может стоить жизни.

Я ехал вперед, поднимаясь все выше над равниной, оставшейся за спиной, пока с первыми лучами рассвета не добрался до крепости. Замок венчал вершину огромной скалы. Ветер доносил запах цитрусов и свежих фруктов, и я понял, что слухи о прекрасных садах не выдумка.

Холодный ветер насквозь продувал одежду, которую я снял с асассина. Я доскакал до главных ворот замка, подняв над головой золотой кинжал моего несостоявшегося убийцы.

Со стен раздались восторженные возгласы и свист – местные жители узнали этот клинок. На меня вопросительно смотрело море лиц.

В ответ я заткнул кинжал за окровавленный пояс и высоко, чтобы все видели, поднял корзинку. И закричал на их языке:

– Он мертв! Он мертв!

По замку пронесся гул одобрительных возгласов, и тяжелые ворота распахнулись передо мной. Меня приветствовали как победителя.

За крепкими каменными стенами оказался прекраснейший на свете сад, в котором росли самые лучшие плодовые деревья. Чуть в стороне сверкали изящные шпили дворца. Так и представлялось, что здесь текут молочные реки с кисельными берегами. Если Атанатос хотел, чтобы гости поверили, будто попали в настоящий рай, то он преуспел. Даже у меня возникло подобное чувство.

Но я знал, что в сердце этих полей блаженных угнездились коварство и злоба.

Я скакал кругами по лужайке парка, держа в руках корзинку и радостно крича. Ко мне сбегались асассины, они приветствовали победителя, не подозревая, что под платком их собрата скрывается злейший враг.

Когда из дворца явился Атанатос, жестокая правда, скрытая в словах Самира, обрушилась на меня со всей тяжестью. Я понял, что это Атанатос, лишь по тому, что окружающие называли его Синаном. Я не знал его в лицо. И не узнал, когда он появился. Моим врагом мог быть кто угодно в этом саду.

Старец, окруженный визирями в свободных одеждах, степенно подошел ко мне. Его лицо было непроницаемым. Узнал ли он меня? Если нет, то сейчас узнает! Я заставил жеребца взвиться на дыбы и швырнул корзинку к ногам повелителя асассинов.

Корзина покатилась по траве, из нее вывалилась голова брата Атанатоса.

По лужайке пронесся вопль, но Атанатос и его ближайшие советники лишь вздохнули и печально покачали головами.

– О Киклад, друг мой, зачем ты это делаешь?

– Убиваю асассинов? Ведь ты возвел убийство в закон.

Я выхватил меч. Ряды врагов ощетинились клинками, но Атанатос остановил их движением руки.

– Убийство? Мы убиваем не просто так, и часть смертей нам просто приписывают.

– Я положу конец твоим порочным перерождениям. Ты станешь сказкой, слухами, которым никто не верит.

– Почему ты такой упрямый? Неужели мой подарок не тронул твое сердце? Неужели ее красота не вернула твоей душе капельку тепла и простого человеческого счастья? Разве я не поступил, как настоящий отец, разделивший с сыном все, что у него есть? Я бы пришел к тебе и сам, но лишь женщина способна отыскать дорогу к сердцу замкнутого мужчины.

Я вспомнил мою гурию, и мне стало мерзко. Он лжет! Лжет, как всегда! Она не была его подарком.

– Я хожу по этой земле уже больше двух тысяч лет. Боги рождались, боги умирали, боги уходили в забвение, а я оставался. Неужели ты думаешь, что, убив меня сейчас, ты положишь этому конец? Таких, как я,– множество. У них мои лица, и в них живет моя воля.

Его советники выступили вперед, откинули покрывала, и я увидел, что все они как один похожи на Атанатоса.

– Я не волшебник. Я – волшебники. Я маг во множественном числе. Сруби одну голову – отрастет семь. Смерть для меня – ничто.

Я быстро нагнулся и ухватил ближайшего из советников за шею. Он затрепыхался, засучил ногами, но вырваться не сумел.

– Я убью его!

– Убивай. У меня есть еще.

– Ты притворяешься, что тебе все равно!

– Ни в коем случае, Киклад, я просто хочу, чтобы ты понял. Хочешь, я сам его убью? Или убью не только его? Вы, трое моих верных соратников, дети мои и наследники, познайте смерть! Сделайте это здесь и сейчас. Сокрушите свои головы и умрите жалкой смертью, дабы развеселить моего старого друга.