Сокровенные тайны - Сандра Браун Страница 40

Глава 16

Мокрый снег уже не лепил, но было по-прежнему очень холодно. Под сапогами Алекс хрустели тонкие льдинки, когда она осторожно пробиралась от машины к тренировочной дорожке. Яркое солнце, не появлявшееся несколько дней, слепило глаза. Небо было пронзительно синим. Реактивные самолеты, казавшиеся не больше булавочной головки, расчерчивали небо пушистыми, время от времени пересекавшимися линиями, наподобие белых изгородей на ранчо у Минтонов; эти изгороди, тянувшиеся целыми милями, разделяли территорию на выгулы и паддоки.

Земля между усыпанным щебенкой проселком и тренировочной дорожкой была неровная. За долгие годы тяжелые грузовики взрыли ее глубокими колеями. Там, где под солнцем уже стаял лед, землю развезло.

Алекс специально надела старые сапоги и джинсы. Хотя на руках у нее и были лайковые перчатки, она то и дело подносила ладони ко рту и дышала на них, чтобы согреть пальцы. Достав из кармана жакета темные очки, она надела их, чтобы солнце не слепило глаза. Под прикрытием дымчатых стекол она наблюдала за Ридом. Он стоял у забора, хронометрируя лошадей, бежавших мимо столбов, которые были расставлены на расстоянии одной шестнадцатой мили друг от друга.

Она на миг остановилась, чтобы спокойно последить за Ридом, пока он ее не увидел. Вместо летной кожаной куртки на нем был длинный светлый плащ. Обутую в сапог ногу он поставил на нижнюю перекладину изгороди; при такой позе особенно заметно было, какие у него узкие бедра и длинные ляжки.

Стоявший на виду сапог был поцарапан и потерт. Джинсы чистые, но на швах обтрепались, ткань сносилась до белизны. Ширинки на всех его джинсах одинаково сильно изношены, мелькнуло у нее в голове, и Алекс поразилась, что обратила на это внимание.

Рид стоял, опершись о верхнюю перекладину изгороди, свободно свесив кисти рук. На них были те же кожаные перчатки, как в тот вечер несколько дней назад, когда он притянул ее, плачущую, к себе и сжал. Странное и восхитительное волнение охватывало ее при воспоминании о том, как его руки скользили по ее спине и наготу ее отделял от них лишь махровый халат. В ладони, которой он тогда обхватил ее голову и прижал к груди, сейчас лежал секундомер.

На самые брови была надвинута та же ковбойская шляпа, в которой она впервые увидала его. Русые волосы падали на воротник плаща. Рид повернул голову, и она увидела его четкий, ясный профиль. В нем не было ничего размытого, незаконченного. От дыхания облачко пара возникало возле губ, которыми он поцеловал ее влажные волосы и сказал о кремации Седины.

— Пускайте! — крикнул он жокеям.

Голос шерифа Ламберта был такой же мужественный, как и черты лица. Выкрикивал ли он команды или говорил колкости, она неизменно всем телом, как бы нутром своим, реагировала на него.

Из-под тяжелых копыт пробегающих коней — их было четыре — с дорожки, которую загодя, утром, взборонил тренер, лысели комья земли. Клубы пара вырывались из раздувавшихся ноздрей.

Попридержав лошадей, всадники заставили их перейти на шаг и направили к конюшням. Рид крикнул одному:

— Джинджер, как он сегодня?

— Даже сдерживать приходится. Он сегодня в порядке.

— Выпусти его. Он бежит с желанием. Проведи один круг и выпусти.

— Ладно.

Тщедушный жокей, в котором Алекс только теперь распознала молодую женщину, поднесла арапник к козырьку шапочки и, слегка дав шенкель своему великолепному коню, направила его назад на дорожку.

— Как его зовут?

Рид резко обернулся. Алекс пронзил взгляд его прищуренных глаз, затененных полями шляпы; у внешних уголков разбегались симпатичные морщинки.

— Это она.

— Нет, коня?

— А-а. Коня зовут Быстрый Шаг.

Алекс подошла поближе и оперлась руками о забор.

— Ваш?

— Да.

— Призер?

— На карманные расходы хватает.

Алекс смотрела, как всадница пригнулась в седле.

— Она, видно, дело знает, — заметила Алекс. — Такая крошка и управляется с этим гигантом.

— Джинджер у Минтона одна из лучших объездчиков — их так называют. — Он вновь переключил внимание на коня и всадницу, приближавшихся по дорожке стремительным галопом. — Молодчина, молодчина, — шепотом приговаривал он. — Идет так, будто всю жизнь призы брал.

Он гикнул, когда Быстрый Шаг пронесся мимо. Его согласованно работающие мышцы, удивительная ловкость и невероятная сила производили впечатление.

— Отлично прошел, — сказал Рид наезднице, когда та подвела к нему коня.

— Лучше?

— На целых несколько секунд.

Рид ласково и одобрительно заговорил с жеребцом; нежно потрепал его, приговаривая что-то, и казалось, конь его прекрасно понимает. Жеребец резво перебирал ногами, раздувая хвост: он знал, что в конюшне его ждет вкусный завтрак в награду за то, что он так угодил хозяину.

— У вас с ним, очевидно, полное взаимопонимание, — заметила Алекс.

— При мне его родитель покрывал кобылу. Присутствовал я и тогда, когда она ожеребилась и он появился на свет. Все думали, он задохлик, хотели даже усыпить.

— Как вы его назвали?

— Задохликом называют жеребенка, который при родах испытывает недостаток кислорода. — Он покачал головой, не отрывая глаз от скакуна, входившего в конюшню. — А я думал иначе. И оказался прав. С такой родословной, как у него, из коня по всем статьям должен выйти толк; так оно и получилось. Ни разу он не обманул моих ожиданий. Всегда выкладывается до последнего, настоящий боец.

— Имеете полное право им гордиться.

— Пожалуй, да.

Его притворное равнодушие не обмануло Алекс.

— А что, лошадей всегда так сильно гоняют?

— Нет, сегодня просто вывели пробежаться на короткую дистанцию, чтобы посмотреть, как они поведут себя на дорожке рядом друг с другом. Четыре раза в неделю их пускают пробежать один-два круга галопом. Это как у людей бег трусцой. А после такого бега, как сегодня, их два дня просто вываживают.

Он повернулся и направился к оседланной лошади, стоявшей на привязи у столба.

— Куда вы едете?

— Домой. — Он вскочил в седло со свободной грацией настоящего ковбоя.

— Мне нужно поговорить с вами, — испуганно крикнула Алекс.

Он наклонился и протянул руку.

— Забирайтесь.

Из-под шляпы на нее с вызовом смотрели зеленые глаза.

Она поправила на переносице очки и направилась к лошади, изображая уверенность в себе, которой отнюдь не испытывала.

Самое трудное оказалось уцепиться за руку Рида. Он почти без усилий поднял ее, предоставив ей самой устраиваться на отлогой части седла позади него.