Казнь Шерлока Холмса - Дональд Томас Страница 40

— Я не привык портить хороший напиток сельтерской, Билли. Ступайте.

Как только парень ушел, мой друг повернулся ко мне:

— Ватсон, они почти у нас в руках! К следующему понедельнику мы все узнаем. День недели выбран не случайно: человек выносит из Адмиралтейства секретные бумаги в пятницу вечером, поскольку в уик-энд никто не обнаружит пропажи и в его распоряжении будет два дня, чтобы их скопировать. Максимум времени, минимум риска. В понедельник утром шпион оставляет чемоданчик с копиями документов в багажной конторе вокзала. Затем наверняка направляется в эту гостиницу, запечатывает билетик в конверт и отдает привратнику для доктора Гросса, который вскоре должен прибыть из Оксфорда.

— Недурно! — воскликнул я, невольно восхищаясь простотой этого плана. — А старик вручает билетик мальчишке, чтобы тот принес багаж.

— Так и есть. Во вторник утром доктор Гросс отправляет чемодан обратно на вокзал, а потом бросает багажный билет в гостиничный почтовый ящик или просит слугу отослать конверт с почтамта. Специальное отделение не усматривает в поведении пожилого джентльмена ничего подозрительного. Между тем в среду адмиралтейский шпион получает чемоданчик, а в пятницу уже идет с ним на службу. И так из недели в неделю.

— Да, и вряд ли Гросс сдает на хранение пустой портфель, — стал рассуждать я, ухватившись за протянутую Холмсом нить. — Думаю, адресат находит там указания относительно того, какие документы должны быть переписаны. Адмиралтейский служака забирает чемоданчик не позднее вечера среды, так что у него в запасе предостаточно времени, чтобы все подготовить.

— Превосходно, Ватсон! Добавлю, что, кроме инструкций, шпион извлекает из портфеля пачку банкнот — плату за измену.

Билли вернулся с графином воды и двумя стаканами. После его ухода Холмс продолжил:

— Во вторник доктор Гросс возвращается в Оксфорд и зашифровывает полученные сведения, а в субботу передает их Хеншелю в музее. Круг замыкается. Держу пари, что ни один из этой троицы ни разу не видел двух других сообщников.

Как выяснилось позднее, мой друг был абсолютно прав. В следующий понедельник адмиралтейского шпиона удалось выследить: им оказался молодой человек по фамилии Престон, чертежник. Те, кто знал его, говорили, что он усерден на службе, довольно замкнут, придерживается строгих моральных правил, друзей у него мало. Жил он в скромном домике на юге Лондона вместе с хворой сестрой. И только тщательное изучение полицейских досье помогло выяснить, что зять Престона, служащий адвокатской конторы, в надежде вылечить жену затеял рискованную игру на бирже, сняв деньги со счета фирмы. Как водится, несчастный рассчитывал вернуть «заем» и остаться в барыше. Но надежды не оправдались. Адвокат отправился за решетку, а его жена, сестра Престона, приняла яд. Доза оказалась недостаточной, чтобы убить женщину, но превратила ее в умалишенную калеку. С тех пор Престон заботится о ней. Кто знает, может быть, ее судьба внушила ему ненависть к своей стране и всему человечеству? Желая помочь больной, от которой отвернулись все остальные, муж и брат избрали скользкие тропы, ведущие к преступлению.

8

По распоряжению суперинтенданта Специального отделения Суэйна в расследовании приняла участие железнодорожная полиция Чаринг-Кросса. Во вторник утром, как только чемоданчик принесли в багажную контору вокзала, полицейские вскрыли его, заручившись санкцией министра внутренних дел. Как и предполагали мы с Холмсом, в портфеле оказались инструкции и деньги — пятифунтовые банкноты. В банках записывают имена тех, кому выдают и у кого принимают такие купюры. Благодаря этому удалось установить, что одна из них была снята со счета немецкого посольства, а другая и вовсе поступила из самой Германии. Проверка заняла час, после чего багаж водворили на место, чтобы шпион мог его забрать.

«Слепая игра» приняла новую форму. Каждый вторник чемоданчик открывался, и мы переписывали перечень документов, интересовавших доктора Гросса или его начальство. На протяжении следующих двух дней в здании Адмиралтейства, в кабинете № 40, двое чертежников составляли фиктивные планы и списки, отчеты о вооружении и сигналах кораблей, учениях и готовящейся мобилизации. Эти поддельные документы, которые подбрасывали Престону, вводили неприятеля в заблуждение, и его военные расчеты становились заведомо ошибочными. Сведения о маневрах и передислокациях флотских подразделений, а также о расположении батарей береговой обороны искажались, дальнобойность орудий занижалась, а толщина брони порой, напротив, преувеличивалась, расположение и ширина поясов менялись. Флот открытого моря, детище адмирала фон Тирпица, созданный для того, чтобы уничтожать четко намеченные цели, теперь был обречен стрелять наугад или по неверно выбранным мишеням.

В годы войны Холмс нередко наведывался в знаменитый кабинет № 40, где работали криптографы английского военно-морского ведомства. И все-таки наиболее ценную услугу своей стране он оказал в предвоенные месяцы.

В те дни, когда Европа прощалась с последним мирным летом, доктор Гросс сменил чаринг-кросскую гостиницу на гранд-отель «Север», а местом его «прогулок» стали вокзал Кингс-Кросс и станция Ливерпуль-стрит. В отношении его сообщников полицейские Специального отделения придерживались инструкций, смысл которых не вполне понимали. Таким образом, шпионам предоставлялась полная свобода действий и они своими руками все туже затягивали веревку у себя на шее.

В Адмиралтействе утвердили особый сигнал — его надлежало передать всем кораблям Королевского флота, как только война с Германской империей и ее союзниками будет объявлена. «Англия ждет» — гласило сообщение. Получив его, капитаны судов должны были вскрыть пакеты с секретными предписаниями и действовать в соответствии с ними. Текст сигнальной шифрограммы содержался в недостаточно строгом секрете и за несколько недель до начала военных действий стал известен Престону, а затем закодирован доктором Гроссом и передан Карлом Хеншелем на эсминец Флота открытого моря, бороздивший маслянистые воды близ устья Темзы. Сведения поступили к одному из старших офицеров германской разведки в морское министерство на Вильгельмштрассе. Там продолжали получать от Хеншеля информацию о конструкции и вооружении британских кораблей. В последнее время к данным, добытым Престоном, доктор Гросс все чаще и чаще прибавлял собственные наблюдения о мобилизации резервистов и передвижениях войсковых частей. Поезда, отправлявшиеся с Ливерпуль-cтрит, везли морских пехотинцев в Харидж и Халл, что едва ли могло свидетельствовать о подготовке к боевым действиям во Франции — очевидно, британское командование планировало напасть на Северноморское побережье Германии. Форт Кодрингтон, близ порта Феликстоу, теперь служил перевалочным лагерем. Пятая и Седьмая флотилии эскадренных миноносцев вышли из залива Уош, как будто приготовившись сопровождать войсковой транспорт.

За три недели до начала ужаснейшей из войн доктор Гросс доложил начальству, что Британское адмиралтейство подало Государственной канцелярии срочный заказ на изготовление тысячи двухсот экземпляров карты Ютландского полуострова — от поселка Скаген на северном мысе до Фризских островов и границы с Германией на юге. Вероятно, сэр Джон Фишер намеревался осуществить свой давнишний замысел: атаковать немецкий флот в Кильском канале, и, вероятно, без объявления войны. Подобная кампания предполагала десантирование британских подразделений на датскую территорию, причем не приходилось сомневаться в том, на чьей стороне окажется северный сосед Германской империи: Дания, в 1864 году потерявшая провинции Шлезвиг и Гольштейн, теперь стремилась получить их обратно. {11} После того как на землю дружественной Ютландии высадятся пятнадцать тысяч морских пехотинцев, Королевский флот окажется менее чем в ста милях от Кильского канала. В этом случае немцы рисковали потерять сообщение между Северным и Балтийским морями. Нанеся империи Бисмарка такой удар, британская армия могла проникнуть в самое сердце Пруссии и дойти до Берлина. Для страны, ожидающей нападения с запада, со стороны Франции и Англии, это было бы равнозначно выстрелу в спину.