Убийство в теологическом колледже - Филлис Дороти Джеймс Страница 40

«– Генри ставит меня в тупик, а тебя?

– Вы все ставите меня в тупик, – сказала она.

– Отлично. Мы и не хотим, чтобы нас читали, как открытую книгу. К тому же ты тоже нас ставишь в тупик. Но Генри… Что он вообще здесь забыл?

– Наверное, то же, что и ты.

– Если бы я зарабатывал по полмиллиона чистыми каждый год и понимал, что на Рождество за хорошее поведение мне отсыплют еще миллион сверху, сомневаюсь, что захотел бы все бросить ради семнадцати тысяч в год, и то, если повезет. Да и приличный дом получить нереально. Все уже распродали семейкам яппи, которым по вкусу викторианская архитектура. А нам достанется лишь жуткая постройка с соседями за стеной и парковочным местом для старенькой «фиесты». Помнишь тот неприятный отрывок из Евангелия от Луки, когда состоятельный юноша отворачивается, опечалившись, потому что богат? Так вот, я прямо вижу в нем себя. К счастью, я беден и рожден не в браке. Как ты думаешь, Бог специально постарался, чтобы мы никогда не встречались с искушениями, с которыми, как Он отлично знает, мы не в состоянии бороться?

– История двадцатого века вряд ли может подтвердить этот тезис, – заметила тогда Эмма.

– Надо бы подкинуть идею отцу Себастьяну, предложу доработать ее и сделать проповедь. Хотя, если пораскинуть хорошенько мозгами, может, и не стоит».

Голос Рафаэля вернул ее в настоящее.

– А ведь Рональд занудничал на твоем курсе, помнишь? – спросил он. – Так тщательно готовился, чтобы задавать умные вопросы, все время усердно что-то строчил. Наверное, записывал полезные отрывки для будущих проповедей. Ничто так не возвышает посредственное до незабываемого, как вкрапление стихов, особенно если паства и не догадывается, что это всего лишь цитаты.

– Я иногда задавалась вопросом, зачем он ходит на мои занятия, – призналась Эмма. – Семинары ведь по желанию.

Рафаэль хрипло рассмеялся, наполовину иронично, наполовину радостно. Эмму это покоробило.

– Да, дорогая, конечно. Только в этом месте «по желанию» значит не совсем то же самое, что в других местах. Скажем так: кое-какое поведение все же приветствуется.

– О боже, а я считала, что вы все ходите на занятия, потому что любите поэзию.

– Мы и правда любим поэзию, – сказал Стивен. – Но проблема в том, что нас всего двадцать. Поэтому мы всегда как на ладони. Священники не могут с этим ничего поделать, вопрос в количестве. Именно поэтому церковь считает, что цифра шестьдесят для теологического колледжа – то, что надо. И она права. Архидьякон дело говорил, когда сказал, что мы слишком маленькие.

– Опять этот архидьякон, – раздраженно заметил Рафаэль. – Очень нужно о нем вспоминать?

– Ладно, ладно, не будем. Хотя в нем столько всего намешано, не находишь? Общеизвестно, что англиканство – это четыре разные церкви, а не одна, но к какой конкретно он принадлежит? Он не так прост: принимает библейское Евангелие, но вместе с тем приветствует женщин-священников. Повторяет, что нужно меняться, чтобы служить новому столетию, но самого его трудно назвать представителем либерального богословия. И непреклонен в отношении разводов и абортов.

– Он как будто из викторианской эпохи, – вставил Генри. – Когда приезжает архидьякон, я чувствую себя персонажем романа Троллопа, только вот роли распределены иначе. Отец Себастьян должен быть архидьяконом Грантли, а Крэмптон – Слоупом.

– Нет, какой из него Слоуп, – возразил Стивен. – Слоуп был лицемер. А архидьякону по крайней мере в искренности не откажешь.

– Да, конечно, он у нас такой искренний, – сказал Рафаэль. – Гитлер был искренним. Чингисхан был искренним. Все тираны – искренни.

– В своем приходе он вовсе не тиран, – тихо сказал Стивен. – Если честно, по-моему, он хороший приходской священник. Не забывай, на прошлую Пасху я неделю там стажировался. Его любят. И любят его проповеди. Как сказал один церковный староста: «Он знает, во что верит, и эту веру передает нам. В этом приходе не найдешь никого, в скорби или нужде, кто не был бы ему благодарен». Мы видим его с худшей стороны: он сильно меняется, когда приезжает к нам.

– Он преследовал коллегу-священника и засадил его в тюрьму, – сказал Рафаэль. – Это вы называете проявлением христианского милосердия? Он ненавидит отца Себастьяна: вот так братская любовь! И он терпеть не может это место и все, что оно символизирует. Он старается закрыть колледж Святого Ансельма.

– А отец Себастьян старается этого не допустить. Я знаю, на что идут мои деньги.

– А вот я не уверен. Смерть Рональда нам сильно навредила.

– Церковь не может закрыть теологический колледж из-за того, что помер один из студентов. Как бы то ни было, в воскресенье после завтрака он должен уехать. Видимо, ему надо возвращаться в приход. Нам осталось выдержать только ужин и завтрак. А тебе, Рафаэль, лучше вести себя прилично.

– Отец Себастьян уже погрозил мне пальцем. Ладно, постараюсь обуздать свою бурную натуру.

– А если сорвешься, то извинишься перед архидьяконом до того, как он уедет?

– Э, нет, – сказал Рафаэль. – У меня такое чувство, что утром перед ним не нужно будет извиняться.

Через десять минут юноши ушли пить чай в студенческую гостиную.

– Мисс, вы выглядите уставшей, – сказала миссис Пилбим. – Может, выпьете вместе со мной чайку? Вы удобно устроились, посидите в тишине.

– Спасибо, миссис Пилбим, с удовольствием.

Миссис Пилбим накрыла журнальный столик рядом, поставила на него большую чашку чаю и булочку с маслом и джемом. «Как здорово, – пришло на ум Эмме, – спокойно сидеть, когда рядом есть другая женщина, слышать, как скрипит плетеное кресло, когда в нем устраивается миссис Пилбим, чувствовать аромат булочек и смотреть на синие всполохи огня». Она жалела, что разговор зашел о Рональде Тривзе. Девушка не представляла, насколько эта смерть, все еще необъяснимая, омрачит будущее колледжа. И не она одна. Конечно, миссис Манро ушла из жизни мирно, ее смерть была естественной, и для нее, вероятно, стала благом. Но это еще одна тяжелая потеря для столь узкого круга людей, и разрушительное действие смерти не может здесь не сказаться. Генри прав, человек всегда чувствует вину. Она жалела, что не так сильно заботилась о Рональде, ведь могла бы быть подобрее и потерпеливее. Она так ясно представила себе, как он, спотыкаясь, выходит из коттеджа Сертиса, что никак не могла избавиться от этого видения.

А теперь еще и архидьякон. Неприязнь Рафаэля к нему становилась маниакальной. Это была уже не просто неприязнь. В его голосе сквозила ненависть – эмоция, которую Эмма совсем не ожидала встретить в Святом Ансельме. Она поняла, насколько сильно ей нравилось приезжать в колледж. В голову пришли знакомые слова из молитвенника: «Такой покой недостижим в миру». Но покой ускользал, стоило вообразить, как юноша открывает рот, стараясь вдохнуть воздух, а встречает лишь поток песка, несущий смерть. И колледж Святого Ансельма был частью этого бренного мира.