Тайна голландской туфли - Эллери Квин Страница 41

— И все же мы ждем от вас объяснений, — терпеливо повторил Сэмпсон, — почему вы прятались от полиции.

— Я знаю, знаю. — Свенсон уставился в пол. — Это трудно. Я появился даже не из-за того, что доктора Дженни собираются арестовать по обвинению в убийстве, которое, абсолютно очевидно, он не совершал — просто у меня были причины скрываться до сего времени. Но послушайте... он же не виновен!

— Вы были в кабинете доктора Дженни в период с 10.30 до 10.45 в понедельник утром? — спросил инспектор Квин.

— Да. То, что он сказал, — абсолютная правда, до малейшей детали. Я пришел, чтобы попросить взаймы небольшую сумму денег. Мы вместе были в его кабинете все это время — и ни один из нас не отлучался.

— Гмм. — Сэмпсон настороженно посмотрел на Свенсона. — Такая простая история, мистер Свенсон, такие недлинные показания — а вы заставили нас прочесать весь город, разыскивая вас? Положить столько сил, чтобы услышать всего несколько слов?

— От чего такого Дженни упорно защищает вас? — внезапно спросил инспектор.

Свенсон жестом беспомощности закрыл лицо руками.

— Наверное, настало время... во всем признаться. Джентльмены, это тоже недлинная история. Я — вовсе не Томас Свенсон. Я — Томас Дженни, я сын доктора Дженни!

* * *

Так была раскрыта история Томаса Дженни. Томас Дженни был приемным сыном доктора Фрэнсиса Дженни. Бездетный вдовец, Дженни вторично женился на женщине с ребенком. Когда это произошло, Томасу было всего два года. Его мать умерла восемь лет спустя.

По версии Томаса Дженни, отец хотел видеть его своим преемником — вторым Дженни, знаменитым, как он, хирургом.

Тихим и пристыженным видело его этим утром Главное полицейское управление Нью-Йорка, сбившееся с ног в поисках неуловимого беглеца. Томас Дженни рассказал, как предал отцовскую веру в него.

— В те дни удача улыбалась мне, — сбивчиво говорил Томас. — Мои успехи были для всех очевидны, я был во главе списка успевающих в академии. Однако я спился и проиграл щедро посылаемые мне отцом деньги.

Дженни-старший пережил юношеские грехи пасынка стоически. Недрогнувшей рукой он руководил его медицинской подготовкой, вел его по жизни и профессиональной стезе. По окончании Медицинской академии он добился для него места стажера в Голландском мемориальном госпитале.

— Так вот отчего Айзек Кобб сказал, что лицо этого человека ему знакомо! — пробормотал инспектор. Он слушал Томаса Дженни, озадаченно наморщив лоб.

Срок стажировки прошел, и, убедившись за долгий срок в благонравном поведении пасынка, доктор Дженни рекомендовал его в постоянный штат госпиталя на должность хирурга. Некоторое время дела шли неплохо.

Свенсон сделал паузу, облизнул губы и продолжил, отстраненно глядя куда-то поверх головы окружного прокурора.

— И тогда это случилось, — надломившимся голосом произнес Свенсон. — Ровно пять лет тому назад — как раз в это самое время года. Я сломался. Снова начал пить. Однажды утром я оперировал пациента, еще находясь под воздействием выпитого накануне. В критический момент рука моя дрогнула, скальпель вошел глубже, чем нужно... и пациент умер на операционном столе.

Никто из присутствующих не произнес ни слова. Бывший хирург, казалось, вновь проживал тот ужасный момент, когда его карьера, мечты и планы оборвались в один миг. Для него тогда настала истощающая нервы пора. Его терзал страх. У его преступления оказалось трое свидетелей, однако внутренняя этика медиков не позволила факту просочиться за пределы госпиталя. Затем доктор Дженни сам сообщил миссис Дорн о трагедии и виновности своего пасынка. Старая леди была неумолима: Томас должен был уволиться.

...Но ничто, несмотря на усилия приемного отца, невозможно было скрывать долго. Вскоре слухи дошли до медицинских кругов, и все двери в профессию закрылись перед Томасом. Не было шума, но медицинскую лицензию он потерял безвозвратно. Доктор Томас Дженни стал никем — просто Томасом Дженни, и, чтобы порвать с прошлым и защитить себя, он сменил известную фамилию на девичью фамилию матери: Свенсон.

Он переехал из Нью-Йорка в Порт-Честер, на окраине. Не без влияния и помощи отца постепенно освоил бизнес агента по недвижимости. С алкоголем было покончено. Тот ужасный случай, сказал Томас, наконец; отрезвил его. Однако было поздно... Медицинская карьера рухнула.

— О, я не виню никого, — горько продолжал он в повисшей тишине. — Старуха действовала в пределах своих прав, мой отец — тоже. У него нет ничего дороже профессии. Я полагаю, он мог бы спасти меня: миссис Дорн полностью доверяла ему. Однако он такой человек, который не поступится кодексом чести, и к тому же он осознавал: мне нужен этот жесткий урок. Или я пройду через горнило, или из меня никогда ничего не выйдет, сказал он...

Доктор Дженни никогда не упрекнул своего непутевого пасынка, несмотря на то что его честолюбивые планы не сбылись. Он благородно помогал ему в налаживании бизнеса и новой жизни. Он обещал, что, если Томас продолжит вести трезвый образ жизни, они будут поддерживать отношения такие же, как в прошлом. Молодой человек останется юридическим наследником Дженни; никакого другого наследника Дженни-старший себе не мыслил.

— Это было так благородно с его стороны, — едва слышно бормотал Свенсон, — так благородно... Он отнесся ко мне едва ли не лучше и добрее, чем к родному сыну, будь он у него...

Он замолчал. Его длинные сильные пальцы — пальцы хирурга — теребили помятые поля шляпы.

Первым заговорил Сэмпсон:

— Конечно, это кардинально меняет дело, мистер... мистер Свенсон. Я теперь понимаю, почему доктор Дженни так упорно отводил нас от вашего следа. Старый скандал...

— Да, — убитым тоном подтвердил Свенсон. — Раскрытие этого случая погубило бы пять лет моей трезвой и честной жизни, свело бы на нет мой бизнес... на меня стали бы глядеть как на хирурга, который нарушил профессиональную клятву, избежал уголовной ответственности... вряд ли кто-то стал бы доверять мне и в другом деле...

Далее Свенсон рассказал, как они с отцом оба страдали от инцидента с убийством миссис Дорн. Эти два дня были ужасны. Если бы доктор Дженни позволил полиции напасть на след Свенсона, старая история всплыла бы на поверхность. Они ужасно боялись этого.

— Но теперь, — подчеркнул Свенсон, — когда угроза нависла над моим отцом, я не могу позволить себе спасать только себя... Надеюсь, я снял теперь подозрения с доктора Дженни, джентльмены. Это было ужасное нагромождение ошибок...

Видите ли, единственной целью моего посещения отца в утро понедельника было занять ничтожную сумму. Сделка, которая должна была принести мне доход, вдруг застопорилась, и мне понадобились деньги, чтобы прожить несколько дней. Я просил двадцать пять долларов. Отец — как всегда благородный и щедрый — выписал чек на пятьдесят. Я получил их наличными, как только покинул госпиталь.

Он оглядел присутствующих. В его глазах была невысказанная мольба. Инспектор Квин мрачно всматривался в свой потрепанный временем портсигар. Комиссар полиции вышел из кабинета: ожидаемая бомба оказалась муляжем — и теперь исчезла необходимость его присутствия.