Смерть в овечьей шерсти - Найо Марш Страница 41

Аллейн чувствовал, что именно этот эпизод заставляет Клиффа страдать больше всего, затмевая даже смерть Флоренс Рубрик. В нем было много трагикомизма. Негодующий Маркинс у окна, звон разбитой бутылки, запах виски. Аллейн помнил, что юношеские трагедии часто связаны с самооценкой. Поэтому он счел нужным сказать:

— Расскажите мне об этой истории с виски, но перед этим я хочу вам напомнить, что каждый из нас рано или поздно совершает какую-нибудь оплошность, которой он стыдится больше, чем серьезного преступления. Нет такого мальчишки, который ни разу не украл бы какой-нибудь мелочи. Мне совершенно безразлично, стащили вы у мистера Рубрика виски или нет. Меня больше интересует сам этот случай. Если вы действительно не брали бутылку, почему не захотели объяснить, зачем пришли в погреб?

— Не брал я ее, — пробормотал Клифф. — И не думал даже.

— Можете поклясться на Библии перед судьей?

— Да перед кем угодно. — Клифф быстро взглянул на Аллейна: — Не знаю, как вас убедить. Вы же все равно не поверите.

— Я делаю для этого все возможное. Однако лучше, если вы сами расскажете мне, как было дело.

Клифф промолчал.

— Хотите выглядеть героем? — мягко спросил Аллейн.

Клифф открыл было рот, но тут же прикусил язык.

— Видите ли, в некоторых случаях геройство только затрудняет следствие, — пояснил Аллейн. — Я хочу сказать, что даже если вы не убивали миссис Рубрик, то почему-то по каким-то своим соображениям намеренно мешаете расследованию. Думаю, виски здесь вообще не при чем, но мы-то этого не знаем. Следует внести ясность. А вот если вы ее убили, то ваше молчание вполне объяснимо. Просто не знаю, что и думать.

— Но вы же знаете, что я не убивал, — растерянно произнес Клифф. — У меня алиби. Я в это время играл.

— А что вы играли?

— Цикл «Искусство фуги» Баха.

— Трудная вещь? — поинтересовался Аллейн, но ответа ему пришлось ждать довольно долго. Клифф сделал два фальстарта, пытаясь что-то произнести, и лишь потом обрел дар речи.

— Я над ней работал, — наконец выдавил из себя он.

«Интересно, почему он так затруднился с ответом?» — задал себе вопрос Аллейн.

— Наверное, трудно играть на таком разбитом инструменте? Ведь пианино совсем расстроено?

Клифф снова проявил необъяснимое нежелание говорить на эту тему.

— Не такое уж оно плохое, — промямлил он и неожиданно оживился. — У меня есть приятель, который работает в музыкальном магазине в городе. Он мне его настроил, когда приезжал сюда. Оно вполне приличное.

— Но ведь не сравнить с роялем в гостиной?

— Оно совсем неплохое, — упрямо повторил Клифф. — Это хорошая фирма. Раньше оно стояло в доме — до того, как она купила этот «Бекштейн».

— Но вы, наверное, скучали по роялю?

— Надо обходиться тем, что есть.

— Честь дороже рояля? Вы это хотите сказать?

— Что-то в этом роде, — усмехнулся Клифф.

— Послушайте, Клифф. Может быть, вы все-таки расскажете мне, почему поссорились с миссис Рубрик? Не заставляйте меня ходить вокруг да около или нажимать на вас. Конечно, вы можете отмолчаться, как с моими коллегами, но тогда я буду вынужден ограничиться мнением других людей, как это сделали они. Вы знаете, что в полицейском протоколе два листа занимают только слухи и домыслы о ваших отношениях с миссис Рубрик?

— Могу себе представить, — зло бросил Клифф. — Гестаповские методы.

— Вы действительно так считаете? — с мрачной — серьезностью переспросил Аллейн.

Клифф пристально посмотрел на него и покраснел.

— Если вы располагаете временем, я дам вам почитать руководство по полицейскому праву. Вы сразу же почувствуете себя в безопасности. Из этого документа вы узнаете, что я имею право оглашать в суде только письменное показание, подписанное лично вами в присутствии свидетелей. Я вас не прошу этого делать. Все, что мне нужно, — это факты, чтобы я мог решить, имеют ли они отношение к смерти миссис Рубрик.

— Не имеют.

— Вот и отлично. Тогда почему бы вам о них не рассказать?

Клифф наклонился и запустил пальцы в волосы. Аллейн внезапно почувствовал раздражение. «Это реакция немолодого человека», — одернул он себя, заставив вспомнить, что юность скрытна и склонна воспринимать любой пустяк как трагедию. «Они как незрелые фрукты — жесткие и несъедобные. Ведь ему и восемнадцати нет, а я с ним об инструкциях толкую».

Немного смягчившись, он привычно взял себя в руки и приготовился вновь штурмовать эту стену трагического молчания. Но Клифф вдруг поднял голову и просто сказал:

— Я вам все расскажу. Может, мне легче станет. Боюсь, это будет долгая история. Все упирается в нее. Точнее, в ее характер.

— Вы не были с ней знакомы. В этом вся загвоздка. Вы просто не знаете, что она за человек, — начал Клифф.

— Я пытаюсь узнать, — коротко ответил Аллейн.

— Да что толку. Я читал про такое, но никогда не думал, что это может случиться со мной, — пока дело не дошло до ссоры. Я ведь был совсем ребенком, когда это началось.

— Да, — произнес Аллейн, приготовившись слушать.

Клифф повернул ступню и посмотрел на свою подошву. При этом он, к удивлению Аллейна, вспыхнул как маков цвет.

— Лучше я сначала объясню, — сказал он наконец. — Я не очень четко себе представляю, что такое эдипов комплекс.

— Боюсь, здесь я вам не помощник. Давайте все по порядку, а с психоанализом разберемся позже.

— Ладно. Она обратила на меня внимание, когда я был еще мальчишкой и ходил в школу на равнине. — Клифф кивнул в сторону плато. — Ей сказали, что я люблю музыку и все такое. Сначала я ее боялся. Может, вы считаете, что в этой стране нет классового неравенства? Еще как есть, будьте уверены. Жена землевладельца вдруг заинтересовалась сыном управляющего, который на них работает. Сыном работяги. В общем, до меня снизошли. Поначалу меня забавляло, как она говорила, но потом я привык, мне даже стало нравиться. Классическое английское произношение. Она выражалась ясно и четко и не боялась говорить, что думала, без всяких там «знаете» и «видите ли» через каждое слово. Когда она привела меня в дом, мне только что исполнилось десять и я не знал, что такое гостиная. Я оказался в огромной белой комнате, где пахло цветами и камином. Она стала играть Шопена. Так себе, но тогда я был в восторге. А потом она предложила сыграть мне. Я не хотел, но она вышла из комнаты, и тогда я осмелился дотронуться до клавишей. Я очень стеснялся, но никто не появлялся, и я стал играть сначала ноты, потом аккорды и даже музыкальные фразы. В гостиную никто не приходил, и я отважился сыграть Шопена. Она появилась не скоро, и мы стали пить чай. Меня угостили имбирным пивом и дали кусочек торта. Вот так это началось.