Отражение Ворона - Дмитрий Вересов Страница 41

– Ах, что жизнь артистки? – патетически воскликнула Надя. – Sex and drugs and rock’n’roll…

И с не меньшей ловкостью, чем только что продемонстрировала Нюта, тоже с громким присвистом всосала в себя белую смесь.

– Ну что, подруга, пойдем оторвемся по полной программе? – нервно захохотав, воскликнула Надя.

В большой гостиной бухала низкими частотами «кислотная» дискотека. Лупил по глазам стробоскоп, чернокожий ди-джей на помосте пилил пальцем свою заевшую пластинку. Публика, простирая руки, в безумии закатывая глаза, дрожала мелкой дрожью, сотрясаемая дьявольским ритмом модного, экспортированного из Лондона, диск-жокея.

Надя протиснулась между бившимися в пляске святого Витта телами и вся отдалась танцу, извиваясь, оглаживая руками свое длинное тонкое тело… Нюта встала рядом и тоже принялась трясти кудрями, но при этом ее глаза четко и пристально сканировали углы гостиной.

А вот и Юсуф с Асланом.

Юсуф дружески хлопнул Аслана по спине, как бы прощаясь, и стал протискиваться к танцующей в центре площадки Наде. Он взял ее за руку и что-то громко прокричал ей в ухо. Но сквозь бухание низких частот Нюте ничего расслышать не удалось.

Увлекаемая Юсуфом, Надя поймала Нюту за запястье и сквозь грохот дискотеки прокричала:

– Пойдем, подруга, теперь я угощаю!

На лифте спустились в подземный гараж.

– А где твоя знаменитая «Феррари»? – спросила Нюта, когда Юсуф предложил девушкам забраться в просторное чрево длиннющего белого лимузина.

– А это корпоративное авто от «Рив-Гош», – ответил Юсуф, – потому как в моей «Феррари» нам всем не поместиться…

Уселись напротив друг дружки, Юсуф с Надей и Нюта с Асланом.

Мужчины болтали о какой-то ерунде, о машинах, о профессиональном боксе, о сексе, о кокаине, а Надя все хохотала, картинно закидывая голову.

Нюта тоже смеялась, подыгрывая ситуации.

Аслан сделал четыре дорожки.

«Когда ее теперь сломает? – подумала Нюта. – Там, в дамской комнате, она зверскую дозу занюхала, и теперь вот…»

Аслан положил ей руку на колено.

Нюта не сбросила руку.

Тогда он обнял ее за талию и принялся трогать ее грудь.

– А ты ведь не писательница, так ведь?

– Что? – не понимая переспросила Нюта.

– Ты ведь не писательница? Ты ведь никогда не писала для издательства «Пингвин»? – вкрадчиво спрашивал Аслан, заглядывая ей в глаза. – Я ведь звонил в «Пингвин», и они сказали, что Анне Бах сорок лет… Тебе что, сорок лет? Ты так хорошо сохранилась потому, что нюхаешь и отсасываешь по полной?..

Анюте нравилось ехать по шоссе.

Ей вообще нравилась дорога. Все хорошее впереди. Все плохое позади. И ехать надо так быстро, чтобы и к ожидающему тебя хорошему скорее добраться, и вместе с тем так быстро, чтобы старое, оставленное позади плохое – не догнало.

Анюта глядела перед собой, как серый аккуратно разлинованный на шесть полос асфальт международного фривея набегает, набегает со скоростью сто пятьдесят километров в час под капот их уютного немецкого экипажа. Она курила и представляла себя колобком.

«Я от бабушки ушла, я от дедушки ушла, от лиса-Асурова ушла, от волка-Аслана ушла… Асуров даже и не лиса. Он глупый медведь… Куда вот только теперь приду? Где тот хитрый ротик, что проглотит меня? Нельзя же вечно кататься по Европам, убегая то от того, то от этого?»

Впрочем, пока все в ее жизни получалось и складывалось довольно-таки ловко. Анюта еще не переломилась в том состоянии взросления, когда ребенок безусловно верит в свою неуязвимость. Как в электронных игрушках, где смерть бывает только понарошку. Убили – ерунда! Перезагрузился и играй снова!

Только если у детей это ощущение вечной жизни и эта вера в свою неуязвимость выражается в неистребимой убежденности, что придет мама и спасет, то у нее…

Да, она думала о матери.

Она думала о матери, не могла не думать, но тут же и гнала эти мысли от себя.

Ее вера в собственную вечность основывалась на другом.

Она просто полагала, что вывернется из любой ситуации. Что просто она, Нютка, умнее всех на этой земле, и не родился еще тот серый волк – зубами щелк, что поймает ее и съест.

Так что катится еще колобок – катится по бельгийскому фривею, катится через три страны в четвертую, а впереди уж и Антверпен!

Рядом, по левую руку, сидел Жиль.

Он был хороший.

Он умел молчать.

И уже только за это Анюта симпатизировала ему.

С Жилем они познакомились в ту бешеную для нее ночь, когда, заметая следы, она, словно зайчик, петляла по альпийским дорогам…

Смекалка и везение выручили ее и в тот раз. Повезло, что у выдающегося белого «феррари» Юсуфа бензина хватило только до первой загородной заправки. Сделав жалостное лицо, Нюта тогда заныла, что умирает, так хочет пи-пи. Аслан, вот уж истинный джентльмен, оскалил зубы и предложил проводить даму до туалета. Крепко придерживая за локоток, вывел из машины. И тут, снова на Нютино счастье, к стоянке вырулила банда живописных рокеров на сверкающих черных «харлеях».

Нюта вырвалась от Аслана и бросилась наперерез:

– Ребята, спасите, меня похитил безумный араб!

Рокеры переглянулись, заценили внешность девчонки, приняли во внимание тот факт, что устремившийся за ней рослый черноволосый парень и впрямь смахивает на араба, схватились за гаечные ключи.

– Ну, сука, твое счастье, что ствол в машине остался… – прошипел, отступая, Аслан. – Ничего, я тебя еще достану!..

Часа через три ей удалось потихоньку выскользнуть из круглосуточного кафе, где ее спасители надирались пивом, и хайкнуть длинную фуру, направляющуюся с грузом в город Монтре…

И вот каждая минута набегающего теперь под серый капот серого асфальта наматывала как минимум два с половиной километра расстояния, и с каждой минутой Асуров, Аслан и вся швейцарская эпопея оставались все дальше и дальше позади.

А что впереди?

Они ведь ехали к родителям Жиля.

Ах, как это серьезно! Молодой человек еще и неделю не знаком с девушкой, а уже хочет познакомить ее со своими па и ма.

Три дня назад, когда Жиль предложил ей поехать с ним в Бельгию к его родителям, Анюта автоматически, подчиняясь какой-то внутренней идеомоторике, переспросила: а удобно ли это?

И тут же все поняла.

Что вполне удобно, и более того – что так вообще надо!

Они остановились возле небольшой «оберж», выполненной в стиле освоения американцами Дикого Запада, где бармен, он же хозяин заведения, носил широкополый стетсон и где из джук-бокса слабо слышались скрипочка и банджо…