Завтра утром - Лайза Джексон Страница 41

— Что значит — «не хочу», мама? — ответила Никки, ее желудок чуть не стонал от пряного аромата мяса в горшочке, который доносился из духовки. На столе остывал пирог с пеканом, на плите варилась картошка. Сандра, наполовину горничная, наполовину сиделка, делала салат со шпинатом, грушами и голубым сыром. Никки стояла у стола, подбирая кусочки орехов, которые еще не попали в миску.

— Ты всегда куда-то торопишься. Что случится, если ты сядешь и поешь с нами?

— Ничего, конечно, — но Никки уже собиралась сделать новые ключи от квартиры, потому что кто-то к ней недавно забрался, — маленькая тайна от родителей. Иначе они забеспокоятся и будут настаивать, чтобы она пошла в полицию или пожила у них… а это не выход.

— Не знаю, когда ты отдыхаешь, — озабоченно произнесла Шарлин.

— Это не в моих правилах.

— Вся в отца.

Сандра подняла бровь, высыпая горсть орехов на шпинат.

— Это плохо?

Мать не стала отвечать прямо. Вместо этого стиснула пальцы, словно вспомнила что-то важное.

— Кстати, дорогая, угадай, кто сюда недавно заезжал?

— Не знаю, — честно сказала Никки. — У тебя слишком много знакомых.

— Это не мой знакомый. А твой… то есть бывший знакомый.

— И кто? — спросила Никки без особого интереса.

— Шон, — ответила она, в глазах мелькнул огонек, и Никки застонала про себя.

— Шон Хок? Что ему было нужно?

— Просто заехал меня навестить. Ты же знаешь, мы с его мамой вместе ходили в школу.

Никки помнила. Хотя лучше бы не помнила.

— Он спрашивал о тебе.

— Мы уже разговаривали.

— И что? — Мать подняла бровь.

— И ничего. Он хотел встретиться. Меня эта мысль не порадовала.

— Да? А мне Шон всегда нравился. — Она подняла руки к голове, словно защищаясь от удара. — Знаю, знаю. У вас не сложилось. Он увлекся другой, но ведь тогда вы были так молоды. Может быть, сейчас…

— Нет, мама, никогда, и поверить не могу, что ты это говоришь. Шон всегда был и остается подлецом. Разговор окончен. — Никки почувствовала невольное раздражение. Похоже, Шарлин считает ее старой девой, потому что ей уже за тридцать. Это просто смешно. — Отцу он никогда не нравился, — заметила она и краем глаза увидела, что Сандра коротко кивнула.

— Твой отец ко всем относится с подозрением. — Шарлин скрестила руки на узкой груди. Губы решительно сжались в тонкую ленту, которую Никки слишком часто видела на ее лице. — Все оттого, что он занимается уголовщиной и каждый день видит преступников.

Никки услышала, как открывается дверь гаража:

— Легок на помине.

Мать непроизвольно выпрямилась, как если бы потягивалась, и Никки кольнула грусть. Что же случилось с ее родителями, которые в молодости танцевали и смеялись, глаза их светились, когда они шутили, стараясь перещеголять друг друга? Они были преданы друг другу, хотя и независимы, и прежде всего уважали друг друга. Они были великодушны и счастливы. Любили друг друга, даже после рождения четверых детей и двадцати лет совместной жизни. И их счастье разрушилось, сломалось со смертью Эндрю и их чувством собственной смертности. Возраст и печаль лишили Шарлин юмора и жизненной силы, и те же демоны не обошли стороной и отца.

Сандра смахнула последние крошки орехов, и достопочтенный судья на пенсии Рональд Жилетт распахнул дверь из гаража и появился в кухне, освещенной теплым светом.

У него были румяные щеки, уже постоянно красный нос, голубые глаза сверкали, несмотря на лопнувшие сосудики. Некоторые считали, что он похож на Санта-Клауса, но Никки он напоминал Берла Айвса в роли Большого Папы в старом фильме «Кошка на раскаленной крыше».

— Привет, Петардочка! — прогремел он и заключил младшую дочь в медвежьи объятия, которых она, впрочем, и ожидала. От него пахло сигарами, ржаным виски и дождем. — Значит, ты наконец попала на первую страницу! Поздравляю! — Очередное объятие.

Когда он выпустил ее, Никки широко улыбнулась:

— Ключевое слово — «наконец». Большой Рон хихикнул:

— Похоже, дела у тебя пошли на лад.

— Пока да.

— Что ж, думаю, нам стоит за это выпить. Шарлин?..

— Нет. — Она покачала головой, стараясь скрыть неодобрение.

— А ты-то будешь? — спросил он Никки.

Она вспомнила о назначенной встрече с Клиффом.

— Как-нибудь в другой раз, папа. Мне нужно работать.

— Ну, всего стаканчик. — Он уже направился в комнату. Мать перевела взгляд на темные окна, и Никки увидела в них бледное отражение Шарлин; в этом призрачном образе читались боль и осуждение.

— Мама, как ты себя чувствуешь? Шарлин моргнула, выдавила улыбку.

— Прекрасно.

— Не надо меня обманывать, ладно? — Никки уселась рядом на подушку и обняла мать. От Шарлин пахло духами и пудрой. — Вчера ты была у врача. Что он сказал?

— Как обычно. Что я все выдумываю. — Бросив взгляд на коридор, где скрылся ее муж, она добавила: — Он предложил мне сходить к психиатру.

Никки взяла маму за руку и поразилась, какая она маленькая и сухая. Кольца сидели так свободно, что чуть не соскользнули Никки в ладонь.

— Может, действительно стоит?

На миг подбородок Шарлин задрожал, и она взглянула в глаза дочери:

— Значит, ты тоже думаешь, что я сошла с ума?

— Нет. Просто у тебя депрессия.

— А разве это не одно и то же?

— Нет, конечно. Есть большая разница. — Никки старалась смягчить свои слова, но это было трудно, ведь приходилось говорить правду. — Просто у тебя такой несчастный вид, мама.

— Да уж, тончайшее наблюдение, — сердито буркнула Шарлин, потом овладела собой и вынула свои пальцы из ладони Никки. — Со мной все в порядке. Все хорошо. Не беспокойся, пожалуйста.

В коридоре раздались тяжелые шаги, и снова губы матери скривились, будто она не выносила присутствия мужа. Большой Рон вернулся с двумя стаканами, и она натянуто улыбнулась. В золотистой жидкости звякали кубики льда.

— Вот. — Он вручил Никки стакан.

— Она сказала, что не будет, — произнесла Шарлин.

— Да? — Он покосился на дочь. — Ну, пусть я этого не слышал. — Чокнувшись с Никки, он сказал: — За то, чтобы у тебя было больше сенсаций и статей на первой полосе!

— Спасибо. — Она сделала маленький глоток, нашла напиток сносным и решила не обращать внимания на висящее в воздухе напряжение.

Очень хотелось есть, да и маму порадовать, и она осталась на ужин, слушала рассказы отца про гольф и рыбалку и безуспешно старалась втянуть Шарлин в разговор. В гостиной они ели на десерт пирог, пили кофе, и Никки пыталась не обращать внимания на то, что уже так поздно. Она уже почти доела, и тут до нее дошло, что она совершенно забыла о Симоне. Опять. О господи, она становится необязательной, хотя сама терпеть этого не может.