Белая львица - Хеннинг Манкелль Страница 42

— Вы с ней поедете порознь, — ответил Коноваленко, не скрывая презрения к идиотскому, с его точки зрения, вопросу. — Ее мы доставим по другим каналам. По каким — тебе знать не надо.

— У меня еще вопрос, — продолжал Виктор. — Пистолет. Я ведь ни разу даже для пробы не выстрелил.

— И незачем. Он для тебя самого. На случай провала, Происхождение этого пистолета установить невозможно.

Ошибка, подумал Виктор. В себя я стрелять не стану.

Этот пистолет убьет тебя.

В тот вечер Коноваленко напился, как никогда. С налитыми кровью глазами он сидел за столом и смотрел на Виктора.

О чем он думает? — размышлял Виктор Мабаша. Этот человек хоть раз в жизни любил? Каково быть женщиной, которая делит с ним постель?

Он нервничал. Перед глазами неотступно стояла картина: убитая женщина во дворе.

— У тебя много недостатков, — оборвал его мысли Коноваленко. — И самый большой — это сентиментальность.

— Сентиментальность?

Виктор знал, что такое сентиментальность. Но не был уверен в том, какой смысл вкладывает в это слово Коноваленко.

— Тебе не понравилось, что я застрелил ту женщину. В последние дни ты был рассеян и стрелял препаршиво. В заключительном донесении Яну Клейну я отмечу эту твою слабость. Она тревожит меня.

— Меня куда больше тревожит, что можно быть таким бесчеловечным, как ты, — ответил Виктор Мабаша.

Внезапно он понял: отступать уже некуда. Сейчас он выскажет Коноваленко все, что думает.

— А ты еще глупее, чем я полагал, — сказал Коноваленко. — Видно, у черных это в генах.

Осознав, что он сказал, Виктор Мабаша медленно поднялся:

— Я убью тебя.

Коноваленко с усмешкой покачал головой:

— Нет. Ты этого не сделаешь.

Каждый вечер Виктор Мабаша забирал пистолет со стола в комнате за стальной дверью. Теперь он выхватил его и направил на Коноваленко:

— Не надо было ее убивать. Этим убийством ты унизил и меня, и себя самого.

Коноваленко вдруг словно бы испугался:

— Ты с ума сошел. Ты не можешь убить меня.

— Лучше всего я умею делать то, что необходимо. Встань. Медленно. Покажи руки. Повернись.

Коноваленко повиновался.

Виктор Мабаша едва успел подумать, что что-то не так, как в следующую секунду Коноваленко резко метнулся в сторону. Виктор выстрелил, но пуля ударила в книжный шкаф.

Откуда взялся нож, он не понял. Но Коноваленко сжимал нож в руке, когда с рычанием набросился на него. Падая, они в щепки разнесли какой-то столик. Силой Виктор был не обижен, Коноваленко тоже. Виктор оказался снизу и видел нож у самого своего лица. Изловчившись, он двинул Коноваленко ногой по спине — только тогда хватка ослабла. Пистолет Виктор выронил. И молотил Коноваленко кулаками, а тот словно и не чувствовал ударов. Наконец Виктор высвободился, и в тот же миг левую руку пронзила страшная боль, и она повисла как плеть. Тем не менее он сумел схватить полупустую бутылку водки, развернулся и со всей силы треснул Коноваленко по голове. Тот рухнул как подкошенный и больше не шевелился.

Вот тогда-то Виктор Мабаша увидел, что указательный палец левой руки болтается на тоненьком лоскутке кожи.

Шатаясь, он вышел из дома. Он не сомневался, что раскроил Коноваленко череп. Взглянул на руку — кровь хлестала струей. Стиснул зубы и перерезал лоскуток кожи. Палец упал на гравий. Виктор вернулся в дом, побросал в сумку одежду, разыскал пистолет. Потом захлопнул за собой дверь, сел в «мерседес», на полной скорости рванул с места и погнал по узкому проселку. Где-то, кажется у выезда с проселка, едва разминулся со встречной машиной, чудом избежал аварии. Потом выбрался на шоссе и заставил себя сбросить скорость.

Мой палец, думал он. Это тебе, сонгома. Теперь веди меня домой. Ян Клейн поймет. Он умный нкози. Знает, что на меня можно положиться. Я сделаю то, чего он хочет. Даже если стрелять придется не из винтовки, которая бьет на восемьсот метров. Я сделаю то, чего он хочет, и получу миллион рандов. Но теперь мне нужна твоя помощь, сонгома. За это я отдал тебе мой палец.

Коноваленко неподвижно сидел в кожаном кресле. Голова раскалывалась от боли. Если б удар бутылкой был нанесен прямо, а не сбоку, ему бы не жить. А так он уцелел. Сидел в кресле и время от времени прикладывал к виску мокрое полотенце со льдом. Несмотря на боль, он заставил себя думать четко и ясно. Ведь кризисные ситуации ему не впервой.

Примерно через час, взвесив все варианты, он решил, что нужно делать. Посмотрел на часы. Дважды в сутки он мог по рации связаться с ЮАР, непосредственно с Яном Клейном. До очередного сеанса связи оставалось двадцать минут. Он сходил на кухню, насыпал в полотенце свежего льда.

Двадцать минут спустя Коноваленко был на чердаке, сидел за передатчиком, вызывал ЮАР. Немного погодя Ян Клейн отозвался. Имен они в таких переговорах не упоминали.

Коноваленко коротко доложил о случившемся: «Клетка открылась, птичка улетела. Петь она не научилась».

Ян Клейн не сразу понял, что произошло. Но когда уяснил себе картину, ответ его был однозначен: Птичку необходимо поймать. Взамен пришлем другую. О посылке сообщим позднее. До поры до времени все возвращается к исходному пункту.

Закончив связь, Коноваленко ощутил глубокое удовлетворение. Ян Клейн понял, что он свою задачу выполнил.

Четвертое условие, о котором Виктор Мабаша не знал, было очень простое.

«Испытайте его, — сказал Ян Клейн, когда они в Найроби планировали будущее Виктора Мабаши. — Проверьте его стойкость, прощупайте слабые места. Мы должны быть уверены, что он вправду выдержит. Слишком много поставлено на карту, чтобы пускать хоть что-то на самотек. Если он не годится, мы его заменим».

Виктор Мабаша проверки не выдержал, думал Коноваленко. Под твердой скорлупой в конечном счете обнаружился всего-навсего сбитый с толку, сентиментальный африканец.

Теперь задача Коноваленко — найти его и убить. А там можно и встретиться с новым кандидатом Яна Клейна.

Дело предстоит отнюдь не простое. Виктор Мабаша ранен, и действия его непредсказуемы. Но Коноваленко не сомневался в успехе. Недаром в КГБ он славился упорством. Он никогда не отступал.

Коноваленко лег на кровать и проспал несколько часов.

На рассвете он собрал свои вещи в сумку и отнес ее в БМВ.

Прежде чем запереть дверь, установил детонатор, который пустит дом в распыл. Произойдет это ровно через три часа. Когда грянет взрыв, он будет уже далеко.

В самом начале седьмого он выехал из усадьбы, рассчитывая к вечеру добраться до Стокгольма.

У поворота на Е-14 стояли два полицейских автомобиля. На миг Коноваленко испугался, что Виктор Мабаша сдал и себя, и его. Но полицейские не обратили на него ни малейшего внимания.