Человек, который улыбался - Хеннинг Манкелль Страница 42

– Я сейчас просмотрю, – сказал Валландер. – А ты пока попробуй вспомнить, что там было.

– Самоубийства хочется поскорее забыть, – сказал Магнус с типично сконским акцентом. Валландер улыбнулся – он когда-то говорил так же, но годы службы в Истаде порядком изменили его речь.

Он быстро проглядел короткий рапорт, протокол вскрытия и копию решения о закрытии дела. У следователей даже подозрения не возникло, что это могло быть убийство.

– Не уверен, не уверен, – пробормотал Валландер, отложил папку и повернулся к Магнусу Стаффанссону.

– Давай туда съездим, – предложил он. – Ты помнишь, где это было?

– Конечно. В нескольких километрах от деревни.

Они выехали из Клагсхамна и поехали на юг. Дорога тянулась вдоль побережья. Через пролив шел большой контейнеровоз. Над Копенгагеном нависли тяжелые тучи. Дома вдоль дороги появлялись все реже и наконец исчезли совсем. По полю полз одинокий трактор.

Буквально через несколько минут они были на месте. Стаффанссон съехал с дороги налево, к небольшой лиственной роще. Валландер остановил машину и вышел. Сделав пару шагов по грязи, он вспомнил, что резиновые сапоги сгорели в багажнике его машины.

Магнус Стаффанссон показал на березу. Она была заметно больше других.

– Вот здесь, – сказал он.

– Расскажи.

– Да все написано в рапорте.

– Рассказ очевидца всегда лучше.

– Было воскресное утро, около восьми часов. Мы были на выезде – разбушевался какой-то пассажир на пароме из Драгера, утверждал, что отравился ресторанной едой. И в этот момент мы получили вызов – кто-то повесился на дереве. Нам сказали, куда ехать, и мы двинули туда. Его обнаружили два ориентировшика, они как раз в то утро тренировались в лесу. Они были в шоке, но все же один из них сохранил присутствие духа, добежал до дома неподалеку и позвонил. Мы сделали все как положено, первым делом вынули его из петли – иногда бывает, что они еще живы. Потом подъехала «скорая», криминалисты занялись своим делом… В общем, дело скоро закрыли – самоубийство, оно и есть самоубийство… Ничего больше я не помню. Да, забыл сказать – он приехал на велосипеде и бросил его в кустах.

Валландер, слушая Стаффанссона, внимательно разглядывал дерево:

– А что за веревка была?

– Что-то вроде парусного фала. Толстая, как мой большой палец.

– А узел не помнишь?

– Обычная удавка.

– А как он его завязал?

Стаффанссон смотрел на него непонимающе.

– Повеситься не так просто, – пояснил свою мысль Валландер. – Он стоял на чем-то? Или забрался на дерево?

Магнус показал на ствол березы:

– Вон там, видишь, на коре нарост. Он, наверное, на него и упирался. Ничего такого, на чем он мог бы стоять, мы не нашли.

Валландер кивнул. В протоколе вскрытия было написано, что Ларс Борман умер от удушения. Шейные позвонки не сломаны. Когда полиция приехала на место, он был мертв не более часа.

– Больше ничего не помнишь?

– А что я должен помнить?

– Тебе лучше знать.

– Все было сделано по правилам. А дальше – пишешь протокол и стараешься забыть поскорей.

Валландер знал, что Магнус имеет в виду. Самоубийства очень сильно действуют на психику. Он вспомнил свой опыт, когда ему приходилось заниматься людьми, решившими по той или иной причине покончить счеты с жизнью.

Он задумался над словами Магнуса Стафанссона. В общем, ничего нового по сравнению с тем, что Валландер прочитал в рапорте, Магнус не сказал, но все равно Валландер чувствовал – что-то не так.

Он вспомнил, как его собеседники характеризовали Ларса Бормана. Даже если за фасадом скрывались какие-то темные тайны, что тоже нельзя исключить, у него создалось впечатление, что Ларс Борман был довольно уравновешенным человеком. Валландеру казалось невероятным, чтобы такой человек, как Ларс Борман, даже если он и решил совершить самоубийство, зачем-то поехал на велосипеде в довольно далекую рощу и выбрал дерево, совершенно не подходящее для того, что он задумал.

Ему было ясно – смерть Ларса Бормана не случайна.

И вдруг его осенило. Он уставился на кусты в нескольких метрах от березы.

Велосипед! Велосипед может рассказать о многом.

Магнус Стаффанссон закурил и начал переминаться с ноги на ногу – наверное, замерз.

– Велосипед, – сказал Валландер, – он довольно скупо описан в рапорте.

– Хороший, дорогой велосипед. С десятью скоростями, ухоженный. Темно-синий, насколько мне помнится.

– Покажи мне точно, где он лежал.

Магнус, ни секунды не сомневаясь, показал на кусты.

– И как он лежал? Опиши.

– Что значит – как? – удивился Магнус Стаффанссон. – Что там описывать? Лежал и лежал.

– Похоже было, что он упал?

– Подножка не была опущена.

– Ты уверен?

Магнус немного подумал.

– Да, – сказал он. – Уверен. Подножка опущена не была.

– То есть, ты хочешь сказать, что он просто бросил велосипед на землю? Как дети, когда куда-то торопятся, – бросил и побежал?

Магнус Стаффанссон кивнул.

– Именно так. Велосипед был брошен на землю. Как будто Борману хотелось поскорее покончить со всем этим.

Валландер задумчиво покачал головой.

– И еще одно, – сказал он. – Спроси своего напарника, может ли он подтвердить, была опущена подножка или нет.

– А что, это так важно? – удивился Магнус.

– Да. Гораздо важнее, чем ты думаешь. Позвони мне и скажи, помнит ли он о подножке.

– Я же сказал – подножка опущена не была. Я совершенно уверен.

– Все равно позвони. А теперь поехали отсюда. Спасибо за помощь.

Валландер поехал в Истад.

Он думал о Ларсе Бормане. Ревизор в ландстинге. Человек, который никогда, ни при каких обстоятельствах не бросит на землю дорогой велосипед.

«Еще шаг вперед. Я приближаюсь к чему-то, а к чему именно – понятия не имею. Между адвокатской конторой в Истаде и Ларсом Борманом есть связь, и я должен ее найти».

Он был так погружен в раздумья, что даже не заметил, как проехал место, где накануне полыхал его автомобиль. В Рюдсгорде он завернул в кафе и с большим опозданием пообедал. Он был единственным посетителем. Сегодня вечером надо позвонить Линде и написать Байбе письмо.

Около пяти он вернулся в управление. Эбба сказала, что вечерней оперативки не будет – все заняты своими делами, и ни у кого нет ничего важного. Договорились встретиться завтра в восемь.

– Ты выглядишь отвратительно, – сказала она.