Смерть в чужой стране - Донна Леон Страница 42

Брунетти смотрел, как синьора Руффоло, словно не обращая на него внимания, вынула поднос, тарелки и из другого шкафчика металлическую банку, которую и вскрыла ножом. Из банки она достала пирожное, потом еще несколько штук, выложив их высокой кучкой на тарелку. Из другой банки она добыла конфеты в обертке какого-то дикого цвета и насыпала их на другую тарелку. Кофе вскипел, и она схватила кофеварку, одним быстрым движением перевернула ее и понесла поднос на большой стол, который занимал большую часть комнаты. С ловкостью официантки она пронесла тарелки и блюдца, ложки и чашки, осторожно поставила их на пластиковую скатерть, а потом вернулась в кухню за кофе. Когда все было готово, она жестом пригласила его к столу.

Крепко ухватившись обеими руками за подлокотники, Брунетти выдернул себя из низкого кресла. Когда он подошел к столу, она пододвинула ему стул и только потом, когда он уселся, сама села напротив. Оба блюдца были испещрены тончайшими, как волосинки, трещинками, сходящимися от краев к середине, они походили на морщинки, которые он помнил на бабушкиных щеках. Ложки блестели, и рядом с его тарелкой лежала льняная салфетка, отбитая утюгом до такого состояния, что ее невозможно было развернуть.

Синьора Руффоло налила две чашки кофе, поставила одну из них перед Брунетти, а потом придвинула к его тарелке серебряную сахарницу. Взяв серебряные щипцы, она выложила ему на тарелку шесть пирожных, каждое размером с абрикос, а потом теми же щипцами положила рядом с ними четыре конфеты в фольге.

Он насыпал в кофе сахару и сделал глоток.

— Это самый лучший кофе в Венеции, синьора. Вы так и не хотите открыть мне ваш секрет?

Она улыбнулась на его слова, и Брунетти увидел, что она потеряла еще один зуб, на сей раз передний. Он откусил пирожное, почувствовал, как сахар наполнил рот. Молотый миндаль, сахар, самое лучшее тесто и еще раз сахар. Следующее было из молотых фисташек. Третье было шоколадным, а четвертое наполнено кондитерским кремом. Он откусил кусочек от пятого и положил остаток на тарелку.

— Ешьте. Вы такой худой, Dottore. Ешьте. Сахар дает силу. И это полезно для крови. — По существительным он понял, что она сказала.

— Они замечательные, синьора Кончетта. Но я только что позавтракал, и если я съем их слишком много, мне придется отказаться от обеда, и тогда жена на меня рассердится.

Она кивнула. Гнев жен был ей понятен.

Он допил кофе и поставил чашку на блюдце. Не прошло и трех секунд, как она встала, вышла из комнаты и вернулась с резным стеклянным графином и двумя рюмочками размером с оливку.

— Марсала. Из дома, — сказала она, наливая ему наперсток.

Он взял у нее стаканчик, подождал, пока она нальет себе несколько капель, чокнулся с ней и выпил. У марсалы был вкус солнца, моря и песен, которые говорят о любви и смерти.

Он поставил рюмку, посмотрел через стол на синьору Руффоло и сказал:

— Синьора Кончетта, вы, наверное, знаете, зачем я пришел.

Она кивнула:

— Пеппино?

— Да, синьора.

Она подняла руку, обратив к нему ладонь, словно пытаясь предупредить его слова или, быть может, чтобы защититься от malocchio. [27]

— Синьора, я думаю, что Пеппино замешан в чем-то очень плохом.

— Но на этот раз… — начала она, но потом вспомнила, кто такой Брунетти, и сказал только: — Он не плохой мальчик.

Брунетти подождал, пока не убедился, что она не собирается больше ничего говорить, и продолжал:

— Синьора, сегодня я разговаривал с одним моим другом. Он сказал, что человек, с которым, возможно, связался Пеппино, — очень плохой человек. Вы что-нибудь знаете об этом? О том, что делает Пеппино, о людях, с которыми его видели, с тех пор как он… — Брунетти не знал, как лучше это выразить, — с тех пор как он вернулся домой?

Она долго обдумывала его слова, прежде чем ответить.

— Пеппино был с очень плохими людьми, когда был там. — Даже сейчас, после всех этих лет, она не могла заставить себя назвать тюрьму тюрьмой. — Он говорил об этих людях.

— Что он говорил о них, синьора?

— Он сказал, что они важные, что теперь удача повернется к нему.

Да, Брунетти знал такое за Пеппино: удача всегда собиралась к нему повернуться.

— Он еще сказал вам что-нибудь, синьора?

Она покачала головой. Это было отрицание, но он не понял, что именно она отрицает. Брунетти и в прошлом никогда не знал наверняка, как много известно синьоре Руффоло о том, чем на самом деле занимается ее сын. Ему казалось, что она знает гораздо больше, чем показывает, но думал, что она, пожалуй, прячет эти знания даже от себя. Мать всегда знает о своем ребенке ровно столько, сколько хочет знать.

— Вы встречались с кем-нибудь из них, синьора?

Она яростно затрясла головой:

— Он не привел бы их сюда, в мой дом.

Это, без сомнения, было правдой.

— Синьора, мы сейчас ищем Пеппино.

Она закрыла глаза и склонила голову. Всего две недели, как он вышел из этого места, и вот полиция уже ищет его.

— Что он сделал, Dottore?

— Мы пока не знаем в точности, синьора. Мы хотим поговорить с ним. Кое-кто говорит, что его видели там, где произошло преступление. Но они опознали Пеппино только по фото.

— Так может быть, это был не мой сын?

— Мы не знаем, синьора. Вот почему нам хотелось бы поговорить с ним. Вам известно, где он?

Она покачала головой, но опять Брунетти не понял, значит ли это, что ей неизвестно или что не хочет говорить.

— Синьора, если вы будете разговаривать с Пеппино, вы передадите ему две вещи от меня?

— Да, Dottore.

— Пожалуйста, скажите ему, что нам нужно с ним поговорить. И еще скажите, что эти люди — плохие, они могут быть очень опасны.

— Dottore, вы гость в моем доме, так что мне не следовало бы спрашивать вас об этом.

— О чем, синьора?

— Это правда или это уловка?

— Синьора, скажите, на чем мне поклясться, и я поклянусь, что это правда.

Не колеблясь, она произнесла требовательно:

— Поклянитесь сердцем вашей матери.

— Синьора, клянусь сердцем своей матери, что это правда. Пеппино должен прийти и поговорить с нами. И он должен быть очень осторожен с этими людьми.

Она поставила рюмку на стол, так и не пригубив.

— Я попробую с ним поговорить, Dottore. Но может быть, на этот раз все обойдется? — Она не удержалась, и в голосе ее прозвучала надежда.

Брунетти понял, что Пеппино, вероятно, много наговорил матери о своих важных друзьях, о своих новых возможностях, когда все переменится и они наконец-то разбогатеют.