Побег из `Школы искусств` - Даниэль Клугер Страница 42

Сказано было с намеком.

«А ведь я был прав тогда, – подумал Черноусов. – Эти тоже работали на КГБ…»

– Ну, – Смирнов поднялся, – не смею больше задерживать. Рад был бы уделить больше внимания, но увы, – он огорченно развел руками, – дела, дела… Всего хорошего. Долго ли собираетесь пробыть в наших краях?

– Думаю, неделю, – ответил корреспондент.

– Понятно, – Смирнов протянул гостю руку. Черноусов немного помедлил, но пожал ее. Рука была холодной и твердой.

Виктор был уже в дверях, когда Смирнов окликнул его.

– Виктор Михайлович!

Он оглянулся.

– Вы ведь так и не сказали, что привело вас в Симферополь, – сказал вице-президент компании «Юг-Финансы». – Ужели только интерес к нашей фирме?

– Вообще-то говоря, нет, – ответил Черноусов. – Интерес, конечно, есть. Только не столько к вам, сколько к вашему инвестору. К мистеру Галлеру, – он с некоторым удивлением заметил, что раздражавшая его улыбка Смирнова исчезла мгновенно.

– Вот как? К мистеру Галлеру? – повторил Смирнов, словно в раздумьи. – Интересно, интересно… И что же вам нужно от мистера Галлера?

– Хочу спросить его, в чем истинная причина его сотрудничества с вами, – ответил Черноусов. – Проинтервьюирую старика. Может быть, услышу что-нибудь интересное. Какую-нибудь тайну. Скелет в шкафу. А? – «На кой черт я это сказал?»

– Действительно, – задумчиво сказал Смирнов. – Мистер Галлер может рассказать много интересного. Очень много интересного… Вот только захочет ли? Насколько я знаю, его рабочий график достаточно плотен.

Черноусов пожал плечами.

– Ну, уж тут как получится. Надеюсь, старик меня примет. А что? Хотите предложить протекцию?

– Увы, тут я бессилен, – ответил Смирнов. – Господин Галлер сам решает, с кем ему встречаться, а с кем – нет. Что ж, еще раз прошу прощения, но – дела. До свидания. И, пожалуйста, будьте осторожны, – добавил он озабоченно.

– А в чем дело? – Черноусов удивленно поднял брови. – Что, крымские водители перестали соблюдать правила уличного движения?

– И это тоже, и вообще, Крым сейчас – неспокойное место. Криминальная обстановка… ну, вы наверное читали, – Смирнов мягко улыбнулся. – Бывает, что даже живущие в гостиницах зарубежные гости испытывают некоторое неудобство. К большому моему сожалению. Вы, кстати, сами заметили, какой неприятный контингент иной раз населяет наши гостиницы.

Несмотря на улыбку, взгляд его был холоден и колюч. Черноусов промолчал и, с трудом сохраняя на лице выражение безразличия, вышел из роскошного особняка. Уже выходя, он вспомнил: картина над головой Смирнова называлась «Гомер и его герои» и принадлежала кисти Тициана. Ее копию Виктор частенько разглядывал в мастерской своего старого друга Жени Маевского по прозвищу Верещагин. Копия была написана учителем Маевского Ефимом Мардером и подарена ученику. Виктор был почти уверен, что кабинет вице-президента компании «Юг-Финансы-2000» украшала именно эта работа. Откуда пришла уверенность, он объяснить бы не смог.

Все это промелькнуло в его голове пока он медленно спускался по ступенькам высокого крыльца, охранявшегося двумя каменными львами. Разверстые львиные морды показались ему куда симпатичнее, чем улыбка господина Смирнова.

Только сейчас, оказавшись на улице, Виктор понял, насколько ненавидит этого улыбчивого убийцу. Странно, ведь он, в конце концов, был всего лишь добросовестным исполнителем. Скорее всего он – так же, как и сам Черноусов – не знал толком истинных пружин того чудовищного механизма, жертвами которого оказались и Левины, и почти незнакомый Виктору Илья, и сам Виктор. Возможно также, что и он не знал того, чьи распоряжения выполнял и зачем. Но все-таки он был весьма инициативным и энергичным исполнителем. Ему явно нравилось делать то, что он делал тогда, десять лет назад. Исполнение преступных приказов тоже говорит о многом.

Сегодня именно этот человек персонифицировал для Черноусова всю несправедливость тех безумных дней десятилетней давности.

Именно Смирнов напомнил о них.

Черноусов остановился и глубоко вдохнул горячий августовский воздух. В какой-то миг окружающее показалось ему нереальным. Липкая духота, мгновенно окутавшая его плотной пленкой, только усиливала это ощущение. Он чувствовал, что не сможет сейчас ехать в гостиницу. Ему нужно было прийти в себя после неожиданной встречи.

Черноусов медленно побрел по улице, натыкаясь на прохожих.

Все эти годы он старался забыть. Просто – забыть. Оказавшись в Израиле, он чувствовал себя растоптанным, растертым в порошок бесцеремонно вмешавшейся грубой силой. Вышвырнутым, уничтоженным. Словом – не существовавшим более.

Да, не было больше Виктора Черноусова. Он растаял каким-то грязновато-серым облачком в один из таких же чудесных августовских дней.

Виктор остановился, провел рукой по лицу. Рука стала влажной от пота. Он вынул из кармана бумажную салфетку, медленно обтер лоб, щеки. Поискал урну, не нашел. Бросил бумажный шарик в газон.

«Мне пришлось собирать себя по кусочкам. По крупицам. Создавать заново… – подумал он. – Из мусора. Эти сволочи превратили меня в мусор. Песок. Я едва не протек у самого себя между пальцами…»

Недавно еще ему казалось, он преуспел в этом – в создании нового человека взамен разрушенного. Лет через пять после репатриации Черноусов уже чувствовал себя таковым. Он вычеркнул из памяти все, что касалось прежней жизни, – и плохое, и хорошее. В конце концов, ему действительно удалось забыть обо всем. Или почти обо всем – так казалось. Даже увидевшись с Натальей сегодня утром, он испытывал только неловкость. Нечто вроде легких фантомных болей – и только.

Последняя встреча разом разрушила барьер, возводившийся им, обнажил казавшиеся зажившими раны. И Виктор вновь ощутил страх. Всепоглощающий холодный страх.

– Вам что-нибудь принести?

Он поднял голову. Оказывается, сам того не замечая, он уселся за столик уличного кафе, метрах в ста от компании «Юг-Финансы».

Виктор огляделся. В кафе никого, кроме него, не было. Видимо, поэтому скучающий официант счел своим долгом подойти к этому столику.

– Да, пожалуй… – пробормотал Черноусов. – Мне бы не помешало чего-нибудь выпить.

Официант принес бокал сухого вина. Черноусов рассеянно поблагодарил, сделал глоток. Что же это получается? Понятно, что Смирнов порекомендовал ему сваливать. Вот только почему? Виктор обреченно вздохнул. Глупый вопрос. Боится свидетеля. Свидетеля тех дел. И, похоже, считает себя по-рыцарски благородным. Великодушным на особый лад. Все-таки, предложил уехать и тем самым спасти свою жизнь. В том, что его вежливые парни в два счета могли прикончить израильского корреспондента, Виктор не испытывал ни малейшего сомнения. А вот поди ты – позволил себе господин Смирнов поистине царское великодушие. Почему?