Лондон бульвар - Кен Бруен Страница 43

— О, боже мой!

Кольцо было в самый раз.

С кухни долетал запах вкусной еды. Мне попалось на глаза стихотворение в рамке, висящее на стене. Это были строки Джеффа О'Коннелла.

Там было написано:

Он пытался поймать мгновение,

когда чувство становится своей

противоположностью,

словно это поможет найти объяснение,

почему он так безразличен к ней.

Меня охватил необъяснимый страх. Как будто мне по руке нагадали. Эшлинг спросила:

— О чем ты думаешь?

— Уф.

— И что ты имел в виду?

Я имел в виду — или думал, что я имею в виду, — что кто-то как будто прошел по моей могиле. Спросил:

— Он откуда?

Услышал, как она рассмеялась, потом сказала:

— Это очень по-ирландски.

— Что?

— Отвечать вопросом на вопрос.

— А…

— Он из Голуэя, откуда родом кольцо Кладца. Правда, странно?

Я подумал, что это невыразимо жутко.

Продолжая ирландскую тему, «Фьюриз» пели «Прощаясь с Нэнси», а мы занялись горячей международной любовью. Эшлинг спросила:

— Ты любишь меня?

— Я уже почти попал.

— И ты женишься на мне?

— Можно и так сказать.

— Когда?

— Как только.

Она села.

— О господи, ты серьезно?

— Ну да.

Она выскочила из кровати, вернулась с шампанским, сказала:

— Вообще-то, это должен был быть «Черный бархат».

— Да?

Абсолютно точно копируя мой голос, она произнесла:

— К черту этот «Гиннес».

Я был так близок к счастью, как никогда. Совсем-совсем близко.

Изобразил провинциального козла, спросил:

— Хочешь большую свадьбу?

— Я хочу скорую свадьбу.

Любовь — или кто-то живший рядом с ней — сделала меня эгоистичным, или неосторожным, или просто идиотом. Я убедил себя… попытался перестать думать о том, что я совсем не проверял, что происходит с Бриони. И даже не позвонил.

Две ночи спустя я крепко спал в Холланд-парке. Телефон прозвонил несколько раз, прежде чем я проснулся. Наконец я схватил трубку, пробормотал:

— Что?

— Мистер Митчелл? Это доктор Пател.

— Кто?.. А да… Господи, который теперь час?

Я сел.

— Два тридцать… это очень срочно… Бриони…

— С ней все в порядке?

— У нее, вероятно, была передозировка.

— Вероятно? Ты что… догадки строишь?

— Я делаю все, что в моих силах, мистер Митчелл.

— Да, да, я еду.

Я подумал: «Самое лучшее время, чтобы хорошенько разогнать мой новый BMW». И еще подумал, что не может же он и вправду быть красным. Даже Лилиан Палмер не станет покупать красный BMW.

Но он и вправду был таким. Чертов красный BMW.

Хорошо хоть, что ночь была. «Сколько на нем можно выжать?» — подумал я. И понесся к огням на Ноттинг-Хилл Гейт. Это была не поездка, а мечта. Пока ждал у светофора, сбоку пристроилась синяя «мазда». В салон братки набились под самую крышу, рэп орет. У меня стекло было опущено, водитель «мазды» махнул мне, говорит:

— Братан, клевый цвет.

Я кивнул. Он протянул мне чинарик.

— Ты чего-то перенервничал, загрузись, успокойся.

Я взял, глубоко затянулся. Включился зеленый, водила «мазды» притопил с места, крикнул:

— Все будет круто!

Дурь ударила по глазам. Я чуть не сбил велосипедиста на круговой развязке Элефант и Кэстл.

Он выругался мне вслед, я проговорил:

— Спокойно, братан.

Приехал в больницу Святого Фомы, оставил машину на парковке для персонала. Вывалился мужик в униформе, заныл:

— Ой-ёй!

— Что?

— Это стоянка только для докторов.

— Я доктор.

— Ну да?

— Сколько можно курить? Бог мой, приятель, ты только взгляни на свой цвет лица, ты когда ЭКГ делал?

— Я…

— И заканчивай с этими гамбургерами, а то и полгода не протянешь.

Прошел мимо него, под кайфом, как будто в дремоте.

Встретил Патела напротив реанимации. Он не пожал мне руку, бросил в лицо:

— Ты обкурился.

— И что?

— Не стоило этого сейчас делать.

— Бриони в сознании?

— Нет.

— Тогда какая, на хрен, разница?

Я не знал, что подступила ярость, пока она не захватила меня всего. Древний гнев на гонца, принесшего дурные вести. Док сказал:

— Мы ее прочистили, она проглотила семьдесят девять таблеток парацетамола.

— Ты их посчитал, да?

Моя слюна брызнула ему на белый халат, я сжал кулаки. Еще пара секунд — и я бы его уже месил. Он попятился, спросил:

— Хочешь ее увидеть?

— Догадайся с трех раз, мать твою.

Для реанимации меня приодели:

халат

маска

бахилы.

Я был как никому не нужный младший санитар из сериала «Скорая помощь».

Бриони казалась мертвой. Бледная, как безнадежность. К лицу ее был прилажен аппарат для искусственного дыхания.

Я взял ее за руку, медсестра принесла мне стул, сказала:

— Вы можете с ней говорить.

— А она слышит?

— Возможно.

— Это будет в первый раз.

— Извините?

— Раньше она меня никогда не слышала.

ОНА УМЕРЛА в начале седьмого утра. Так и не смогла дожить до рассвета. Чуть позже Пател привел меня в свой кабинет, сказал:

— Кури, если хочешь.

— Спасибо.

— Мне очень жаль.

— Чего там!

— У меня… были чувства к ней… я…

— Док, я не хочу об этом слышать… О'кей?

— Конечно.

Сделали бумажную работу, Док говорит:

— Хоронить будете на семейном участке?