Заговор бумаг - Дэвид Лисс Страница 43

До самого дня, когда я сбежал из дому, я не смел называть это имя в присутствии отца, но заклятый страшный враг, этот человек, бывший одновременно и моим противником, и моим союзником, человек, неопровержимым образом открывший мне проступки моего отца, всегда оставался в моей памяти. Я сразу его узнал, когда встретил вновь. Он постарел, потолстел еще больше, превратился в сатиру на самого себя. В последний раз, когда я увидел его, я был уже не мальчик. Это было во время похорон моего отца, когда я ушел со службы и пошел гулять по мокрым от дождя улицам Лондона. Он стоял на расстоянии не более пятидесяти футов и не сводил своих маленьких глазок с нас, группки молящихся евреев. Странно, но я не почувствовал ни страха, ни ужаса, хотя, оглядываясь назад, я думаю, он представлял устрашающее зрелище, стоя под дождем в своем длинном черном камзоле и мокром парике, прилипшем к лицу. Слуга держал бесполезный зонтик над его головой, двое других слуг стояли в ожидании распоряжений. Когда я его заметил, первое, что я почувствовал, была радость, словно встретил старого друга. Я был уже готов помахать ему, но опомнился и застыл, глядя на него. Он посмотрел на меня и не отвел глаз. Улыбнулся, хитро и угрожающе, и поспешил сесть в свой экипаж.

Я мало внимания уделял политике и коммерции, но Лондон такой город, где выдающиеся люди известны каждому, И я не мог не знать, что человек, бывший когда-то заклятым врагом моего отца, стал теперь довольно видной фигурой, членом совета директоров Банка Англии. А Банк Англии был врагом «Компании южных морей». И Компания желала, чтобы я прекратил свое расследование. Не могу сказать, что это значило или какая связь была между этими фактами, но отказ дяди назвать имя Блотвейта привел меня к мысли, что у меня нет другого пути, кроме как поговорить с этим врагом еще раз и выяснить, не возвращался ли злой призрак из прошлого, чтобы лишить жизни моего отца.

Не хочу, чтобы у моего читателя сложилось впечатление, будто я не имел других целей или других знакомых, кроме тех, что описаны на этих страницах. По природе своей я человек, преданный делу, но тем не менее я решил выполнить все взятые на себя обязательства, прежде чем полностью погрузиться в предстоящее расследование. В течение нескольких дней после визита к дяде я разобрался с одним из моих постоянных клиентов, — это был портной, обшивавший пол-Лондона, и с ним часто забывали расплатиться джентльмены, от которых отвернулась фортуна. Многие из этих джентльменов пользовались либеральными законами Англии и появлялись в публичных местах по воскресеньям, поскольку знали, что судебные приставы не могли арестовать их за долги в воскресный день. Таким образом, кредиторы страдали, а должники, которых называли «воскресными джентльменами», разгуливали на свободе. Я же, выполняя просьбы моих клиентов, относился к закону более гибко, чем судебные приставы. У меня было долгосрочное соглашение с Бесстыжей Молль, согласно которому я отлавливал должников на улицах и держал в ее заведении, пока не забрезжит понедельник. Редкий человек отказывался от ее зелья, угодив к ней в застенок. Пользуясь тем, что должник, как правило, не был способен связно объяснить обстоятельства своего незаконного ареста, я находил настоящего судебного пристава, который ничего не знал о моей схеме, и он арестовывал должника. Это была нехитрая операция, за которую я получал пять процентов от долга, а Молль — фунт чаевых.

Отыскав увертливого типа, задолжавшего моему другу-портному свыше четырехсот фунтов, я расспросил нескольких знакомых, не слышали ли они чего-нибудь о смерти Балъфура-старшего, но ничего не узнал. Более успешным оказалось посещение одной молодой актрисы (упоминать ее имя было бы бестактно), с которой я не был очень близко знаком. Эта красивая девушка, голубоглазая блондинка, улыбалась так лукаво, что от нее можно было ждать любого подвоха. Я отдыхал, слушая ее болтовню, так как мир сцены был очень далек от моей обыденной жизни, но на этот раз я не мог позволить себе отдыха, поскольку она стала рассказывать, что до нее дошли слухи, будто ей собираются предложить роль Аспасии в пьесе «Трагедия девушки» [2]только потому, что женщина, которая должна была играть эту роль, сбежала из театра, чтобы стать любовницей Джонатана Уайльда. Однако, проведя несколько пленительных часов в ее обществе, я вскоре забыл о своем враге. Было обидно, что ей постоянно доставались трагические роли, в то время как она обладала чувством юмора, которое я находил неотразимым, Вечер, проведенный с этой чаровницей, был полон смеха и любовных утех. Но я отклонился от темы; признаюсь, эти похождения имеют мало отношения к моему повествованию.

Однако что имеет к нему отношение, так это неприятный инцидент, случившийся со мной, когда я поздно вечером выходил от актрисы, и, как я могу предположить, связанный с моим расследованием. Актриса жила неподалеку от моего жилища, по другую сторону от Стрэнда, в небольшом квартале поблизости от Сесил-стрит, в районе, слишком изолированном и расположенном слишком близко к реке, чтобы считаться безопасным для хорошенькой леди. Обычно она отсылала меня домой поздно ночью, когда ее домовладелица ложилась спать и до того, как просыпалась, против чего я не возражал, предпочитая проводить остаток ночи у себя. Той ночью, отдав дань богине Любви, я отправился к дому миссис Гаррисон. Было темно, я шел в сторону Сесил-стрит, и вокруг не было ни души. Я слышал, как колышется вода в Темзе; пахло сыростью и рыбой. Заморосил дождик, стало зябко и сыро. Я закутался поплотнее в камзол и поспешил домой по темной, едва освещенной улице. Когда я был мальчиком, улицы в Лондоне сносно освещались фонарями, но за несколько лет до начала этого повествования те пришли в полную негодность. По этим улицам честные люди ходить боялись, и они стали прибежищем мерзавцев из темных закоулков, канав и питейных заведений.

Если мой читатель живет в Лондоне, он понимает, что ни один человек, как бы внушительно он ни выглядел и как бы хорошо ни был вооружен, не может безбоязненно ходить по темным улицам. Так, я думаю, было всегда, но, когда подручные Джонатана Уайльда почувствовали свободу, ситуация стала еще хуже. Живи я далеко от моей дамы сердца, я бы, пожалуй, нанял экипаж, но сделать это можно было бы, лишь дойдя до Стрэнда, а оттуда дорога до дому казалась вполне безопасной. Шел я осторожно, пытаясь сохранять спокойствие. Я вспоминал приятный вечер, и мысли мои слегка путались от выпитых в приятной компании двух или трех бутылок вина.

Я провел в пути всего несколько минут, когда услышал позади шаги. Кто бы это ни был, человек он был опытный, поскольку ему удавалось идти со мной шаг в шаг, едва слышно. Наверняка разбойник какой-нибудь — шел от реки и обрадовался, завидев лакомую добычу. Я не стал ускорять шага, дабы не дать ему понять, что я его услышал, но крепко сжал рукоять шпаги, готовый дать отпор в любой момент. Я подумал также о пистолете, но у меня не было желания начинять свинцом еще одного мерзавца, и я надеялся, что мне удастся защитить себя, не убивая разбойника. Конечно, было наивно рассчитывать, что, увидев храброго вооруженного мужчину, разбойник откажется от своих намерений. Но, в конце концов, в городе было полно более легкой добычи.

Я продолжал свой путь, преследователь также не отступал. Мелкая морось стала превращаться в сильный дождь, с реки подул холодный ветер. Я почувствовал, что дрожу; мне было слышно, как стучит мое сердце, сливаясь в ушах с ритмичным стуком шагов идущего за мной человека. Трудно было угадать, когда он нападет, но странно, что он ждал так долго. На улице, кроме нас, никого не было — что может быть лучше для разбойника?! В самом деле, ему нечего было ждать, но он продолжал идти сзади. Я хотел обернуться и бросить ему вызов, чтобы ускорить дело и покончить с ним, но все же льстил себя надеждой, что удастся, избежав столкновения, дойти до Стрэнда, где было относительно безопасно. Я с радостью встретился бы с любым из этих бандитов в честном поединке, но мне ничего не было известно о его оружии. Может быть, у него целая батарея пистолетов, направленных на меня, и, напугав его, я лишь ускорю свою кончину. Может быть, он новичок, который не понимает, насколько условия идеальны для нападения. Если так, мне нужно идти, пока не встретится другой прохожий и все закончится само собой, без применения силы.