Лувр делает Одесса - Елена Роговая Страница 43

– Ах так! Тогда адью с концами, и получайте, мадам Мистрюкова! – заверещала соседка и чиркнула ножом по натянутой бельевой веревке.

В одну секунду мокрые вещи скользкой медузой шмякнулись вниз и накрыли собой семейство Разумовских. Перепуганные дети заплакали как по команде, и только тогда до женщин дошло, что в перепалке пострадали совершенно невинные люди.

– Ой, божечки, что вы такое наделали из-за своего невыносимого характера! Мало того, что испортили хорошую веревку, так еще убили ни в чем не повинных людей!

– Мы еще живы, – успокоил женщин Ефим. – Говорят, здесь квартира сдается?

– Сдается-сдается! – виновато затараторила мадам Мистрюкова и бросилась вниз подбирать белье.

Ко всеобщему удивлению, квартира оказалась уютной и солнечной. В силу того что она была угловой, окна выходили на южную и восточную стороны. Напротив, кухонное окно уныло глядело в полумрак шумного двора, обещая не только прохладу в жаркий летний день, но и последние новости, украшенные колоритной соседской руганью. После осмотра выяснилось, что часть чердачного помещения тоже принадлежит квартире. Это несказанно обрадовало Фиму, потому что вопрос о его мастерской сразу же решился самым наилучшим образом.

По приезде на новое место Фима перво-наперво озадачился сдачей экзамена на подмастерье. Аттестацию он выдержал с отличием и получил метровую бумаженцию от Его Императорского Величества, заверенную настоящей гербовой печатью.

Подогреваемый всеобщим задором и желанием удовлетворить спрос тяготеющих к красоте личностей, Ефим стал добросовестно трудиться на фабрике ювелирных изделий за три рубля в день. Как и требовали строгие правила поведения, он там не выражался неприличными словами в присутствии дам, не курил табак в помещении, не травил анекдоты и не болтал в группах без особой на то необходимости. Вы представляете себе ту Одессу, где нельзя в свободную минутку лишний раз поговорить по душам? Задача тяжелая, но все же выполнимая при условии неплохой оплаты за подобное неудобство.

Как ни странно, но условия труда мастеров-серебряников были весьма достойные и контролировались городской управой, постоянно требующей от хозяев мастерских наличие вентиляторов и открывающихся окон во всех без исключения помещениях. Именно из-за них Фима нешуточно пострадал после проливного дождя. Его просквозило будь здоров, и он к трем рублям и ни копейкой больше принес домой воспаление легких.

Уже на следующий день Мэри поняла, что со здоровьем мужа случилось что-то неладное. Ночью Фима проснулся от жара и ломоты во всем теле. К обеду присоединились сухой кашель и сильная головная боль.

– Нужен доктор, – забеспокоилась Мэри.

– Не переживай. Пару дней отлежусь, и будет как раньше.

Через пару дней состояние не улучшилось, а стало еще тяжелее. Врач признал у Фимы простуду, поставил пьявки для приведения жидкостей организма в равновесие и оставил порошки хинина на случай малярии. Как и ожидалось, лечение не принесло облегчения. На пятый день ко всем неприятностям присоединились боль в боку и одышка. Доктор внимательно прослушал пациента и не на шутку забеспокоился. Уже на улице он сообщил, что у больного началась пневмония. От ужасной новости Мэри почти лишилась чувств, а врач поспешил удалиться, дабы не терять времени на лишние разговоры и успокоение безутешных родственников. Все же на прощание он высказал надежду на положительный исход болезни и выздоровление молодого и сильного организма. Чтобы прийти в себя, Мэри решила немного посидеть на свежем воздухе. Одиночество длилось недолго.

– Мадам Разумовская, на вас лица нет!

Мэри подняла голову и увидела рядом с собой соседку.

– Вы совсем бледная, как будто неживая смотритесь. Я видела, к вам приходил доктор. Понимаю, вы в положении, а это тошнит. В вашем возрасте такие штуки – обычное дело.

– Откудова вам знать, насколько оно обычное? – послышалось сверху. – Родили себе еле-еле троих детей и уже знаете, как у всех происходит.

– Мадам Мистрюкова, какая вы ядовитая женщина, чтобы балкон ваш свалился! Не знаете причины, а уже делаете глупые мнения по поводу грустных соседских глаз. Я только предположила, а вам уже есть дело! Мадам Разумовская, я была права или что-то другое?

– Муж тяжело заболел. Доктор сказал, что в легких идет воспаление.

– Ужасная дрянь, но я бы не советовала заранее грустить. Поверьте мине, он пришел и ошибся. Кто отличит легочной катар от горлового! Я вас умоляю! Оба дают жар, истошно кашляют и харкают мокротой.

– Смотрите, пожалуйста! Врач, ученый человек, забыл с Дуськой посоветоваться! Горловой катар! Легочной катар! Когда весной ваш живот громыхал, как пуримская трещотка, что-то вы не знали название той болезни, а побежали за советом к лекарю.

– С животом сложнее отгадывать. Там кишки и без того запутаны. Попробуй додуматься, какая из них противится диэтическому питанию.

– Нет, вы слышали, какую ерунду говорит ее рот! От вашего диэт даже пьявки худеют и падают в обморок, какая вы жадная! Мадам Разумовская, зачем тратить время на глупость? Не каждый совет нужно слушать. Лучше зайдите ко мне за баночкой настоянных на меду трав. Ваш муж попробует его несколько дней и снова будет счастлив.

– Можно подумать, я сама не хотела предложить что-нибудь хорошее, – хмыкнула соседка.

Все последующие дни Мэри лечила Фиму натирками, бальзамами, заставляла его дышать над паром, пить лечебные чаи и все время просила Бога дать мужу здоровье и не сиротить детей. Господь услышал сокрушенные молитвы бедной женщины, и в одну из ночей хворь начала выходить из тела обильным потом. Мэри по нескольку раз меняла мужу рубахи и несказанно радовалась переменам. Самым счастливым днем был тот, когда супруг с аппетитом поел куриный бульон и попросил добавки.

За время болезни Фима очень изменился. Нет, дело было совсем не в худобе и не бледном цвете кожи! Взгляд. Изменился взгляд. Кроме перенесенного страдания и радости от начавшегося выздоровления, в глазах появилась мудрость, а вместе с ней и грусть. Что только не было передумано за время страданий! Сколько раз он прощался с жизнью, считая каждую ночь последней, но уже наутро бранил себя за мрачные мысли. С наступлением темноты вера в выздоровление покидала душу. Неокрепший и нежный росток надежды, проклюнувшийся на заре с веселым пением птиц, снова увядал до рассвета.

«Неужели я появился на свет, чтобы так просто взять и умереть? – думал он, рассматривая в окне яркие звезды. – Имея талант, я даже не успел ничего значительного сделать, за что меня могли бы помнить и уважать. Интересная штука: рождается человек, учится, женится, обзаводится своими детьми, до боли похожими на одного из родителей, стареет и, в конце концов, умирает. Круг жизни замыкается. Боже мой, только сейчас понял, что все, сделанное мною до этого, не имело никакого смысла. Дурацкие колечки, заколки, брошки с запонками! Какая, по большому счету, ерунда и бессмыслица! Суета и томление духа! Господи, если ты продлишь мои дни, я сделаю такую работу, какую до меня еще никто и никогда не выполнял. Да будет на это воля твоя!»