Галиндес - Мануэль Васкес Монтальбан Страница 44

– Он жив?

– Да жив. Он не умрет, не беспокойтесь.

Кто-то смеется, и человек уже увереннее подходит к тебе, совсем близко.

– Хесус Галиндес? Вы – Хесус Галиндес?

У него, безусловно, испанское произношение. Ты чувствуешь, что рядом – испанец, старающийся скрыть свое потрясение при виде того, в каком ты состоянии.

– Боже, в каком вы состоянии!

– Это их рук дело.

Человек кивает и ищет, где бы присесть поближе к тебе. Один их твоих палачей возникает из тьмы с табуретом в руках и ставит его рядом с незнакомцем. Тот садится. Минуту он смотрит на тебя молча, а потом раскрывает папку и достает какие-то бумаги. Перебирает их, время от времени поднимая на тебя глаза; бумаги эти имеют к тебе отношение, и человек словно старается убедиться, что речь в них действительно идет об этом истерзанном животном, в которое тебя превратили.

– Вы испанец?

– Вопросы здесь задаю я. Было бы гораздо лучше, если бы вы согласились с нами сотрудничать. Вы испанец, и хотя вы принадлежите к стану врагов Испании, наступает момент, когда даже самый бездушный человек слышит зов Родины.

– Ради Христа, если вы испанец, помогите мне. Посмотрите, во что они меня превратили. Все это совершенно незаконно: меня похитили, потом пытали. У меня есть связи в Нью-Йорке, и сейчас уже разразился скандал из-за моего исчезновения.

– Могу вас уверить, что до скандалов мне никакого дела нет. Я просто выполняю свой долг. Мне приказали задать вам несколько вопросов.

– Кто приказал?

– Вопросы буду задавать я.

Но он не задает их: кажется, вопросы тебе задавать невозможно. Наверное, он исполнительный и жестокий чиновник, но не настолько, чтобы спокойно смотреть на тебя. И тогда этот человек с внушительной густой бородой оборачивается к тем двум, неразличимым в полутьме, и кричит им:

– Что, он так и будет лежать на полу, пока я его допрашиваю?

И снова в освещенном полукруге появляется один из этих здоровяков; теперь у него в руках деревянный ящик. Он ставит его рядом с тобой и, обхватив тебя под мышками, приподнимает твое тело и усаживает тебя на ящик. Бородатый человек удовлетворенно вздыхает: теперь тебя вполне можно допрашивать, и он доволен тем, что ты уже не лежишь на полу. Он проявляет еще большее великодушие, достав из кармана клетчатого английского пиджака пачку сигарет и угощая тебя.

– Вы курите?

– Вообще-то нет, но сейчас закурю.

Тебе просто хочется сделать что-то обычное, простое – закурить сигарету и чтобы кто-то поднес спичку дрожащей рукой. Ты выпускаешь дым изо рта, и впервые за всю эту бесконечную ночь чуть расслабляешься. Голос бородача теперь звучит нормально: он явно успокоился, проявив милосердие и тем самым сняв с себя ответственность за то положение, в котором нашел тебя.

– Было бы хорошо, если бы вы ответили нам на некоторые вопросы.

– Кому – нам?

– Ограничьтесь только ответами, если вам есть что сказать и если вы можете и хотите отвечать. Это не во вред вам. Наоборот.

– Вы можете вытащить меня отсюда? Можете помешать тому, чтобы меня пытали?

– Ну, не надо преувеличивать. Любой может иногда перегнуть палку.

Да, он, без сомнения, испанец. Так ответить может только испанец.

– Прежде всего я должен сказать вам, что мы не несем никакой ответственности за ваше настоящее положение.

– Кто это – вы, которые не несете ответственности за мое настоящее положение?

– Мне известны только вопросы, которые я должен вам задать.

– Если я отвечу, вы меня вытащите отсюда? Я прошу только об одном: чтобы ко мне относились как к обычному заключенному, чтобы меня поместили в тюрьму, дали возможность встретиться со следователем, пускай и доминиканцем, но со следователем.

– Я не могу обещать вам ничего конкретного. Могу сказать только, что, если вы будете сотрудничать с нами, мы это учтем.

– Что вы хотите узнать от меня?

– Мне нужны сведения об антииспанских действиях эмигрантов, проживающих в Нью-Йорке.

– Эти сведения не засекречены.

– Есть и засекреченные. К ним относятся, например, данные о ваших связях, о связях Националистской партии басков с Государственным департаментом. Нам известно, что вы подписали соглашение с администрацией Рузвельта, которое соблюдается и правительством Трумэна. Согласно условиям этого соглашения Соединенные Штаты окажут вам помощь, когда вы попытаетесь вернуть себе политический контроль над Страной Басков.

– От этого плана отказались еще до того, как франкистская Испания стала членом ООН.

– Оставим эту тему: существует только одна Испания – франкистская, никакой другой нет. Но вы по-прежнему находитесь на особом положении. Соединенные Штаты – наш союзник, однако это не мешает им проводить свою политику, и они хотят иметь рычаги давления на испанское правительство, чтобы иметь перевес при переговорах.

– Вы – официальный представитель испанского правительства?

– Нет.

– Тогда кого же вы представляете?

– Я повторяю: вопросы здесь задаю только я.

– Но я не могу отвечать, не зная, кому отвечаю и как могут быть использованы мои слова. Вы должны вытащить меня отсюда. Когда я выберусь отсюда, я все вам расскажу.

– Я не могу вытащить вас отсюда.

– А кто может?

– Этого я не знаю.

– Тогда какой мне смысл отвечать вам? Вы будете меня пытать? Этим я отвечаю, когда они начинают меня пытать.

– Бога ради, я не палач, и я не верю, что вас пытали. Мне сказали, что вы сопротивлялись.

– Сопротивлялся? Чему? Незаконному задержанию? Похищению? Как может сопротивляться человек, которого усыпили?

– Я могу только обещать вам приложить все усилия, чтобы ваш арест был оформлен законным образом.

– Вы потребовали, чтобы вам предъявили судебный ордер на мой арест?

– Нет.

– И этого не потребовали ни посол в Вашингтоне, ни посол здесь, в Доминиканской Республике?

– Мне не докладывают о действиях послов.

– Кто вы такой?

– Ваш соотечественник. И вы должны мне доверять хотя бы поэтому.

– Вы баск?

– Нет. Не имеет значения, откуда я.

– У нас есть что-то общее: я ведь никогда не был радикально настроен против испанцев и почти всю жизнь прожил в Мадриде. И я прошу вас ради того, что у нас есть общего, – вытащите меня отсюда!

– Я не могу.

– Тогда какой мне смысл отвечать на ваши вопросы?

– Я постараюсь, чтобы они не переходили границ.