Спецназ его императорского величества - Владимир Куницын Страница 44

Прибывшие к вечеру Даву и Ней, настороженные рассказом Мюрата, решили провести разведку, бросив по всему периметру стены в безнадежные атаки несколько батальонов. Результаты со всей очевидностью показали, что в Смоленске намного больше войск, чем дивизия Неверовского.

Костры расположившихся на ночлег солдат Нея, Даву и Мюрата казались сплошной огненной линией, идущей по холмам и охватывающей город с юга. Глядящий на эту картину генерал Раевский понимал, что здесь – основные силы наполеоновской армии. А еще он понимал, что до завтрашней ночи ни армия Багратиона, ни Барклай де Толли не успеют вернуться в Смоленск. И ему нужно пережить день, один только день, который для многих солдат его корпуса, а может, и для него самого станет последним. Они будут стоять и умирать, защищая этот город, потому что не могут отойти, не могут пропустить французов и обречь на гибель русские армии.

Со стороны противника глухо бухнула пушка. Ушедший в небо снаряд разорвался в вышине красным фейерверком. Следом за ним взлетел еще один, а потом еще и еще.

– Не иначе, как сам Бонапарт прибыл! – ординарец попытался проявить догадливость. Он не знал, что совсем недалеко, рядом с Королевским бастионом, стояли трое мужчин, одетых в форму русских офицеров, для которых Даву по просьбе Каранелли устроил этот салют. Графиня Возьмитинская уехала сегодня утром. Но карета была пуста – Смоленск покинул только кучер. Доминик, слуга и гример стали пехотными офицерами.

Снаряды продолжали лететь в небо, и все трое тщательно запоминали порядок цветов вспыхивающих в небе огней.

– Красный, красный, синий, красный, зеленый, желтый, синий, зеленый, красный…

Доминик и Ламбер молчали и только бывший слуга слегка бормотал, озвучивая цвета взлетающих петард.

Когда салют над французской позицией закончился, офицеры развернулись и пошли через весь город к его восточной стене. Мимо утопающего в садах государева дворца по бревенчатой мостовой Блонной улицы к главной магистрали – Молоховской. И потом дальше к Никольским воротам.

Пройти через них, запертых по случаю приближения врага и тщательно охраняемых, Доминик и не рассчитывал. Потому группа повернула на юг и двинулась к Днепру по дороге, идущей вдоль крепостной стены. Там в самом дальнем углу около Лучанской башни можно было не ожидать нападения. Сразу за высокой стеной начинался Чертов ров, через который подобраться к крепости чрезвычайно трудно. А уж подтащить орудия или подъехать на коне – просто невозможно.

Рядовой Сидор Перепелкин сменился в полночь. Он медленно ходил по широкой стене между башнями, вглядываясь в темноту через просветы между зубцами. Хотя увидеть что-нибудь вряд ли надеялся. Атаковать здесь мог только черт самолично. Большой участок крепости, версты в полторы, на котором располагались шесть башен, охраняла только одна рота. Но даже этого было более чем достаточно. И потому Сидор жутко удивился, когда вдруг разглядел в темноте три силуэта, приближающихся к нему со стороны Поздняковой башни. Но сказать Перепелкину ничего не довелось. Он даже не разглядел взмах руки идущего первым мальчишки. Под сердцем вдруг стало как-то пусто и неуютно, словно кусок льда случайно коснулся груди. Ноги перестали слушаться, и Сидор почувствовал, что садится. Неимоверная тяжесть навалилась на плечи, сгибая колени. Перепелкин сопротивлялся изо всех сил, стараясь устоять. Но весящее не менее двух пудов ружье зацепилось за плечо и валило на бок.

Две тени подошли вплотную и крепко подхватили солдата под руки, не давая упасть. Третья остановилась перед лицом, и он почувствовал, как вдруг горячо стало в груди, в том самом месте, где еще секунду назад мертвецкий холод сковывал сердце. Перепелкин улыбнулся с чувством благодарности к поддерживающим незнакомцам и услышал последние в жизни слова:

– Ружье не снимайте!

Доминик вытер нож о мундир солдата.

– Скидывайте так, во внутреннюю сторону, где зубцов нет. Подумают, что задремал на ходу и свалился со стены.

– Так рана от ножа останется…

– До утра все равно не разглядят. Кидайте!

Тело рядового глухо ударилось о землю, чуть звякнуло ружье, попавшее на камень, и все стихло.

Один из французов, тот, что раньше считался слугой графини Возьмитинской, накинул на зубец веревочную петлю.

– Все передашь лично Каранелли. И скажи, что я жду сигнала о том, что ты дошел. И постарайся побыстрее, времени немного.

Левуазье не зря беспокоился – гонцу предстоял длинный и непростой путь. Но командир задал вопрос, и Доминик обязан дать ответ.

За два часа до рассвета Каранелли попросил дежурного адъютанта разбудить Даву. Адъютант помнил, что маршал был приветлив с этим полковником, а потому после некоторого размышления решил не перечить. Он пришел к выводу, что тот, кто требует разбудить командира корпуса посреди ночи без веской на то причины, не может дослужиться до полковничьего чина. Действительно, маршал не проявил никакого неудовольствия, и через пять минут Каранелли пригласили в соседнюю со спальней комнату. Еще через пять минут Даву вызвал адъютанта и велел сообщить Мюрату, что поступили сведения чрезвычайной важности.

– Что-нибудь еще? – маршал вопросительно посмотрел на полковника, склонившегося над картой Смоленска.

– Нужно сделать еще два выстрела-фейерверка. Сначала красный, потом синий.

– Вы слышали? – спросил Даву. – Передайте артиллеристам как мой приказ.

Мюрат прибыл через полчаса.

– Если вам не трудно, повторите еще раз, полковник, – попросил Даву.

– Русские решили покинуть предместья и держать оборону в крепости. В их распоряжении имеется дивизия Неверовского, точнее, то, что от нее осталось – около пяти тысяч штыков, корпус Раевского – пятнадцать тысяч, и еще около пяти тысяч ополченцев. Но их нечем вооружать. В городе более пятидесяти пушек…

Даву жестом остановил Луи.

– Йоахим, ты уже хорошо выучил фамилию «Неверовский»?

Но Мюрат оставался спокойным.

– Если раньше, у Красного, мне хотелось разрубить на части этого генерала, то теперь очень хочу взять его в плен. Я еще вчера отдал приказ не убивать русских генералов. Ты не мог бы отдать такой же приказ в своем корпусе? С Мишелем я уже договорился.

– Хорошо. Тем более с генералом Раевским мне тоже очень хотелось бы побеседовать.

– Что так, Луи?

Каранелли было дернулся, среагировав на собственное имя, но сразу успокоился, увидев, что Мюрат смотрит на Даву.

– Раевский мне испортил много крови. Из-за него от меня ушел Багратион под Могилевом.

– От меня тоже Багратион уходил. Семь лет назад под Голлабруном. Тогда я потерпел первое поражение. До позавчерашнего дня это было мое единственное поражение. Теперь их два. И что следует заметить – оба раза приезжали вы, полковник! С письмом от императора! Я ведь не ошибаюсь, Луи, он опять приехал с письмом от императора?