Большой куш - Данил Корецкий Страница 44

Звонарев хотел было что-то ответить, но передумал. Некоторое время они летели молча. А потом начальник СБ нарушил молчание:

– А знаешь, что я тебе скажу: этот Терминатор – такой олух, что, может, действительно пятисотевровку в руках не держал.

– Ну-ну, – сказал Корнилов. Видно было, что мысли его находятся далеко за пределами комфортабельного салона.

* * *

Похороны прошли с не меньшим размахом и торжественностью, чем у Буржуя. Собственно, криминальные погребения по первому разряду проходят одинаково: с полированным гробом, лифтом, длинными кортежами люксовых машин, с сотнями провожающих. И сейчас съехалась вся козырная братва, точнее, все, кто остался в живых. Из Питера прикатили Лебедь с Жирафом, но Треугольника уже не было – его застрелили полгода назад. Московские авторитеты прибыли в полном составе: Шмайсер, Снегирь, Переводчик… Только Фома Московский хотя и присутствовал, но вел себя не так, как в прошлый раз: тогда он был в центре событий, искал и нашел замену безвременно ушедшему компаньону, и даже рассказал Лебедю смешной анекдот о том, как встретят на небе новопреставленного Буржуя. Сейчас он никакой активности не проявлял, деловых разговоров не вел, смирно лежал в полированном гробу и на этот раз не иронизировал над положенным ему под руку традиционным золотым «Верту», даже по которому, как известно, с того света дозваниваться бесполезно.

Мимо, в скорбном молчании, проходили солидняки, приехавшие из Дубая, Катара, Испании, Штатов, Англии, – со всеми Фоме на протяжении долгой криминальной жизни приходилось вести какие-то дела. Вот и Босой из Тиходонска, и Корнилов… Правда, Антона не было – завалили Антона. Впрочем, это дело обыденное. Жизнь криминальных боссов тесно связана со смертью и, можно сказать, идет с ней рука об руку.

Заиграла музыка, лифт медленно и торжественно унес Фому Московского на двухметровую глубину, в объятия матушки сырой земли. Яму засыпали, толпа неспешно двинулась к выходу. За несколько дней в Москве Корнилов повстречался со многими и, особо не вдаваясь в подробности, пытался выяснить, кто и что знал про роль Фомы в тиходонской сделке. Надо сказать, что желающих «тереть» эту тему было мало: лишнее слово – лишние проблемы. Даже смерть самого Фомы обсуждали очень сдержанно, но склонялись все к одному – захотев отравить профессионального киллера, он допустил ошибку. Между мокроделом и теткой с косой – общие дела, а может, и дружба, вот она и дала ему отсрочку: коньяк с ядом выпили охранники Лебедя. Ну, а киллер про Фому не забыл и поступил с ним так, как тот хотел поступить с ним, только более удачно – профессионал все-таки! [13]

Киллер был человеком Лебедя, но Лебедь эту тему не поднимал и вообще в разговоры ни с кем не вступал. По делу об отравлении охранников он отсидел месяц в следственном изоляторе, пока не удалось перевести стрелки на уборщицу. Сейчас Лебедев жил в основном в Европе, где у него, как и у всех собравшихся, был неплохой домик. Но к Фоме приехал, уважение выказал, хотя и дергался, как будто сидел на иголке: под пиджаком отчетливо проглядывал бронежилет, вокруг – усиленная охрана, да и нервничает, оглядывается все время… Корнилова увидел, кивнул издали, и все – ни сам из кольца охранников не вышел, ни его не подозвал. Так что, выходило в Москву он приехал зря. Ну, разве что Фоме уважение проявил…

У кладбищенских ворот дорогу Корнилову заступил невысокий крепыш с поломанными ушами борца, похоже, он дожидался именно его.

– Не узнал, братское сердце? Я Снегирь.

– Теперь узнал. Давно не виделись.

Снегирь был уважаемым человеком и хорошо знал усопшего Фому Московского. С Корниловым они мельком видели друг друга на какой-то давней сходке. Но теперь, очевидно, ему что-то понадобилось.

– Поедем, отдельно Фому помянем, – сказал Снегирь. – Не возражаешь? Заодно и по твоему вопросу потрещим.

– Поедем, – кивнул Корнилов.

Они приехали в небольшую придорожную шашлычную, расположенную неподалеку. Перед тем, как зайти, Снегирь придержал Корнилова за локоть.

– Чтоб неожиданностей не было… Здесь ждет человек, с которым у тебя непонятки. За него поручился уважаемый Отабек. А я поручился за тебя. То, что у вас случилось, не вами подстроено. Поэтому договариваться вам по-хорошему надо! Что скажешь?

– Я тоже за мирное решение, – сказал Корнилов, и вслед за Снегирем вошел внутрь.

В небольшом кабинете, за накрытым овощами и закусками, но нетронутым столом, их ждали двое – партнер по несостоявшейся сделке Пулат и грузный, похожий на борца сумо, узбек с лоснящимся то ли от жира, то ли от пота лицом. Корнилов понял, что это и есть Отабек. Они поздоровались.

– Это не я, брат, – встал навстречу Пулат. – Я не думал тебя обманывать. А про стиральный порошок – это, видно, шайтан за язык дернул: ляпнул первое, что на ум пришло, и глядишь, в цвет попал. Ну, скажи, зачем бы я к тебе с этим порошком на обмен приехал? Чтобы пальба-мальба началась?

– Я на тебя ничего плохого не думаю, брат, – сказал Корнилов. – Уверен, и ты не веришь, что я тебе резаную бумагу хотел вместо денег всучить.

– Конечно, не верю, – сказал Пулат.

Они обнялись, прижались друг к другу щеками раз, другой, третий. Что они при этом думали, сказать было сложно, но ни они сами, ни те, кто наблюдал за процедурой примирения, не верили в то, что между этими людьми наступил полный мир, согласие и безоговорочное доверие.

– Ладно, мы с Отабеком свое дело сделали, – сказал Снегирь. – Не будем вам мешать. Я вам одну машину с охраной оставлю, кушайте, беседуйте, ищите змею, что проползла между вами. Чем скорей вы ее убьете, тем лучше.

Отабек согласно кивал, а когда Снегирь закончил, добавил:

– Раз Фома от нас ушел, то теперь мы будем гарантами вашей сделки. А долю его вы нам на двоих зашлете… Нам хватит – на чужом горе наживаться – большой грех!

– Так подожди: с чего долю? – спросил не ожидающий такого оборота Корнилов. – Деньги потеряны, товар потерян. С чего доля-то?

– Не волнуйся, дорогой, торопить не будем, – сказал Отабек, вставая. – Когда найдете врага, когда свое вернете, только тогда и рассчитаемся! А если не найдете и не вернете, то обращайтесь, мы вам поможем. Только доля тогда будет больше!

Тепло попрощавшись, посредники вышли. Корнилов недоуменно смотрел на Пулата. Но тот примирительно улыбнулся.

– У нас есть поговорка: «Никогда не говори людям о своих проблемах: восемьдесят процентов ими не интересуются, остальные двадцать рады, что они у тебя есть»… Снегирь и Отабек приняли наше горе к своему сердцу. В благодарность мы отщипнем им кусочек своей лепешки…

– Раз мой брат и партнер так считает, то я с ним согласен, – сказал Корнилов, хотя у него внутри кипела ярость: это была типичная лоховская разводка, в которой он выступал в качестве лоха. Но слова одно, а дела другое, поэтому лучше брать пример с восточных людей, которые обещают рахат-лукум, а угощают свинцовой маслиной.