Сыщики в белых халатах. Следствие ведет судмедэксперт - Владимир Величко Страница 45

Кальной отчаянно и как-то не солидно, как нашкодивший мальчишка, закивал головой и взял трубку. Откашлявшись, сказал:

– Кальной на проводе, – и помахал председателю ладошкой, как бы говоря, выйди, дай поговорить. И Председатель, согласно покивав головой, вышел, плотно прикрыв дверь.

– Значит, на проводе, – раздался из трубки знакомый насмешливый голос, – это хорошо, что заранее пришел. Значит, уважаешь…

– Рихард, да ты же знаешь, как я…

– А вот об этом не надо. Ты когда должен был мне доставить ту Вещь, а? Уже 10 дней прошли, а воз и ныне там. Почему я должен тебе напоминать, звонить. Договор был? Был. Ты не выполнил его? Не выполнил! Вот тебе мои последние слова – к тебе через три дня приедет мой человек – Гоги, ты его знаешь – и ты отдашь ему Вещь. Деньги – 10 тысяч долларов отдаст тебе тоже Гоги. Ну а если…

– Рихард, мамой клянусь, сегодня же… План разработал… Вещь будет у меня.

– Ну смотри, Калёный, – и, посопев недовольно в трубочку, зловеще спросил: – Ты мое другое погоняло не забыл? Или напомнить?

– Не забыл, – сдавленно ответил Калёный.

– Так вот, Калёный, если в очередной раз проколешься, всю оставшуюся жизнь – а она у тебя недолгой будет – ты будешь завидовать тем евреям, которых мой тезка в газовые камеры отправил в свое время. Усек? – и, не дождавшись ответа Калёного, рявкнул: – Усек, спрашиваю?

– Да, да, все понял. Сделаю, – и положил трубку, чувствуя, как по лицу течет холодный пот, а вся одежда на спине мокрая.

На том конце провода, в областном Городе, человек по кличке Рихард – невысокий, жилистый мужчина в возрасте, положив трубку, спросил у сидевшего на диване человека южного, кавказского вида:

– Что скажешь, Гоги? Калёный сумеет сделать то, что обещал?

– Я думаю, сделает. Никуда не денется. Вообще-то он умно пока ведет себя. Деревушка маленькая, и любая суета там сразу в глаза бросается, – и налив «Боржоми», отпил глоточек и с досадой сказал: – Там все надо неторопливо делать.

– Ой, я сейчас обсмеюсь над тобой, Гоги: грузин – знаток сибирской глубинки.

Однако тот, не обратив внимания на эти подколку, мелкими глотками пил свой любимый «Боржоми» и, опростав стакан, задумчиво сказал:

– Кто бы мог подумать, что «Колье Императрицы» объявится в такой дыре…

– А ты, Гоги, в курсе, кто мне эту вещь заказал?

– Точно не знаю, но догадываюсь.

– Лучше бы тебе не догадываться, потому что если я ему это ожерелье не достану, то… – и не договорив, подозрительно глянул на грузина, подумав про себя: «А ведь ты, кореш, пожалуй, будешь рад, если все пойдет наперекосяк».

Калёный вышел из Сельсовета мрачнее тучи. Он был очень зол. И на себя, за то, что вел себя так же, как и мальчишки, которых он ругает, да и почему-то испугался он, как пацан. Рихард законный, конечно, вор, но так с ним не должен был разговаривать. Он, Калёный, ему ничего не должен. И тут же подумал, что, скорее всего, при разговоре присутствовал еще кто-то – вот Рихард и красовался. И скорее всего, там был Гоги, а он – темный человек, опасный. Так размышляя о ситуации, он успокоился и к дому подошел уже уверенный в себе властный авторитет Калёный. Там, увидев парней, сидящих на бревнах, коротко бросил Ивану:

– В дом! Одно дельце обкашлять надо, а ты, Васек, поглядывай вокруг, и если что… Понял, да?

Зайдя в домишко, Калёный поставил чайник и подмигнул Ивану:

– Заодно и чифирнем!

Дожидаясь, пока закипит чайник, Калёный задумчиво стоял у окна, а Иван скромно сел у двери на лавочку и ждал, что скажет Калёный. Наконец засвистевший чайник известил о готовности, и тогда хозяин, резко повернувшись, сказал:

– Значит, так, Иван… Есть дело, серьезное дело! И если мы его провернем, то сорвем приличное бабло.

Сказав это, он взял с полки книжечку, а из нее – свернутый листок, вырванный, похоже, из какого-то журнала, и протянул его Ивану. Это была фотография массивного изделия – Ванька в них не разбирался совсем! – похожего на здоровенного краба, вытянувшего в стороны желтые клешни. И все было усыпано блестящими камешками. Надпись под фотографией гласила: «Ювелир Царского Двора Карл Эдуард Болен».

– Это колье стоит порядка ста тысяч рубчиков, и на него есть покупатель, – сказал Калёный. – Поэтому будем его брать – от такого куша только дурак откажется. Хранится оно у твоего друга Сашки. Он мне им похвастался еще осенью. Якобы его привез с Гражданской войны дед – украл у какого-то буржуя. Или как тогда говорили – экспроприировал. Там золото и настоящие бриллианты, причем большие. Но все эти блестящие камешки и желтые железки ценны не этим. Это колье, похоже, имеет большую антикварную ценность, потому что изделий этого ювелира – Болена – почти не осталось.

– Так, а че столько времени-то тянули? Тогда же и надо было его брать.

– Дурашка ты, Ванька. Это новые сапоги в магазине можно спереть и на базаре за пузырь толкнуть, а это… Для такого товара покупатель нужен. И не просто покупатель, а Очень Богатый Покупатель, который разбирается во всех этих золотых и бриллиантовых цацках. Вот таких знатоков и зовут антикварами. И сейчас такой антиквар, готовый выложить бешеные деньги, нашелся.

– А че делать-то надо? – нетерпеливо спросил мальчишка. Калёный откашлялся и, разливая чифирь, сказал:

– Делаем так – ты берешь своего другана Ваську и прямо сейчас идешь к Сашке. Ну я вам утром это уже говорил. То есть вы его уговариваете любой ценой: вечером он должен быть у меня и играть в шахматы. В общем, делайте это как хотите: уговаривайте, плачьте, ругайте Калёного, что хотите обещайте – это ваше дело! Но Сашка должен прийти ко мне и сыграть партейку-другую…

– А мы, – робко спросил Ванька.

– А вы, – усмехнувшись, сказал Калёный, – вы дождетесь, когда мы сядем играть, и пойдете к нему в дом. Дорогу через огороды вы знаете. Там вас никто не увидит. В дом пойдешь один. Васька – на стреме. Он не должен знать, что ты возьмешь там, понятно? Ваське скажешь, что там есть деньги, – я тебе дам с тысячу рубчиков – ты ему потом и скажешь, что повезло – тыщу увел. Теперь Сашка будет знать, как бочку катить на серьезных людей.

– Ага, понял, не дурак. А… где я найду эту… это ожерелье?

– Я попозже все обрисую – и где оно лежит и в чем лежит…

– А как же бабушка?

– Бабушка, – усмехнувшись, сказал Калёный, – а что тебе бабушка? Как говаривали в кино: «Бритвой по горлу и в колодец».

– Ты че, дядя Антон! – вскочил со стула Ванька. – Я на мокруху не подписываюсь.

– Дурашка ты. Как же тебе парализованная бабка помешать-то может?

– Ага… Знаешь, какой у нее голосина, – как заорет…

– Значит, так: бабка будет спать – я Сашке посоветовал, чтобы он ей подсунул снотворное и даже пару таблеток дал ему для бабушки. Ну вроде для того, чтобы он без помех мог на пару часиков отлучиться на шахматы. А тебе я дам еще и эфир – тряпочку намочишь и на лицо бабульке положишь – это если вдруг она проснется. А уж эфир-то ее уложит точно – недаром он для наркоза применяется. Только тряпочку потом убрать не забудь. Все ясно?