Кто правит бал - Фридрих Незнанский Страница 45

Это произошло через неделю у него на даче, за высоким трехметровым забором. Она чувствовала себя несколько неуютно в шезлонге. Но после выпитого вина и выкуренной сигареты расслабилась. Трехэтажный особняк походил скорее на небольшой дворец, чем на дом, в котором живут обычные люди. Это внушало ей благоговейный трепет.

Анатолий подошел к ней сзади и стал нежно целовать волосы, вдыхая сладостный запах чистого юного тела. Она не сопротивлялась. Его губы осторожно перебрались к мочке уха и стали нежно ее целовать, потом слегка покусывать, как бы играя. Он поцеловал ее в губы естественно, но настойчиво. Потом ниже, в шею, грудь. Его руки ласкали ее живот, затем грудь. Она раскрылась и растаяла. Он поднял ее на руки и перенес на водяной матрац. Их тела сплелись воедино. В разные стороны полетела немногочисленная одежда… И она почувствовала резкую боль. Но она хотела этой боли, жаждала ее, хотя все ее тело противилось и дрожало. Потом что-то случилось, и где-то в глубине ее живота возникло новое ощущение, которое каждый раз, при его очередном толчке, вместе с болью уносило ее в неведомые доселе выси. На мгновение возвращало чуть-чуть на землю, как бы касаясь кончиками пальцев, и снова ввысь. Затем все как-то сразу стихло. И лишь осталась ноющая боль внизу живота и томная усталость.

«А ведь я теперь женщина, — подумала Вера. — Как странно».

Александр Борисыч! Вам звонят, — робко поскреблась в дверь Маргарита, получившая строгое указание блюсти уединение горячо любимого начальника.

— Кто? — недовольно прокричал Турецкий.

— Дама.

Все женщины делятся на дам и не дам. Так выпьем же за дам… Он выпил за дам.

— Давай!

— Здравствуйте, Саша, — это была Качалова, от неожиданности он даже поперхнулся.

— А я пью за вас.

— Неужели? — Она замялась и молчала несколько секунд. — Ну и как, много уже выпили?

— Место осталось. — Он чуть было не сказал: «Сейчас схожу еще освобожу». «Да что я, в самом деле, — обругал себя Турецкий. — Совсем допился, старый козел…» — Компания у меня здесь — просто замечательная.

— Кто эти замечательные люди, я их знаю? Или вам неудобно при них…

— Почему же, у нас друг от друга никаких секретов. Турецкий Александр Борисович — прекрасный человек, знаете такого?

— И это все?

— Честно говоря, да. Но не количество важно — качество. Хотя, если наши ряды удвоятся…

— Что ж. Ждите. Берегите место.

— Погодите! — Он хотел договориться о месте встречи, но она уже повесила трубку. Вот же ж блин! Не хватало только, чтобы Качалова явилась сюда собственной персоной. А с другой стороны — она же родственница. А, черт с ним со всем! С земли не сгонят, дальше фронта не пошлют.

Он причесался, слил последнюю стопку обратно в бутылку — уникальный случай, — еще раз посмотрелся в зеркало и отпер дверь кабинета.

— Маргарита, сделай кофе, пожалуйста. На убой.

Кофе успел подействовать, и к моменту появления Качаловой Турецкий в целом выглядел как огурчик, особенно учитывая недавнее сумеречное состояние души, накладывающее на внешний вид отпечаток какой-то измятости изнутри, сравнимый лишь со следами вчерашней пол-литры в хорошую жару. На Маргариту роскошная визитерша, казалось, произвела значительно большее впечатление, чем на самого Турецкого. «Зря завидуешь, девка, — мелькнула у него мысль, — ты ж моложе». А может, и не зря… Неизвестно, будет ли у Маргариты в жизни возможность уделять себе, любимой, столько внимания и денег? Нет, скорее всего…

— Ведите меня в кабинет, господин следователь, — потребовала Качалова, которой надоело стоять в коридоре.

— Может, вам еще кофе? — предложила Маргарита, слегка покраснев.

— Куда, еще во мне тот стоит. — Турецкий препроводил посетительницу к себе и, прежде чем закрыть дверь, напутствовал стажерку: — Режим доступа — прежний, даже усугубленный, короче, всех на фиг, меня нет.

— Н-да, — сказала Качалова, оглядевшись, — значит, вы, Саша, тут работаете?

— И не только, — обиделся Турецкий за свой кабинет. — Переходим на ты. — Он по-хозяйски, не спеша открыл сейф, вернул к жизни бутылку «Юбилейного».

— Переходим на ты…

— За красоту, за развитие близких родственных связей, за милых дам. До дна! («И за продолжение человеческого рода!» — добавил про себя Турецкий.)

— За то, чтобы чикагские «Капс» победили в бейсбольном чемпионате… — ответила, давясь от смеха, Качалова.

— Что это значит?

Вера продолжала хохотать, она даже расплескала пару капель на себя от смеха.

— Вам… то есть тебе, понравится! Выпью больше — расскажу.

«Ха, выпью больше», — подумал Турецкий, тоскливо поглядывая на жалкие остатки «Юбилейного». А ведь больше нет. Не Маргариту же посылать. Эх, вот со Славкой было бы все просто. Правда, у Качаловой есть свои несомненные преимущества, вернее, достоинства… Вспомнив про Грязнова, Турецкий опять загрустил, в голове снова зашумело, даже прекрасная гостья, о которой он мечтал всего полчаса назад как о чем-то возвышенном и несбыточном, не очень-то радовала его.

— Саша, что-то случилось? — участливо спросила Вера.

«На воздух! — подумал Турецкий. — Не то меня сейчас развезет, о продолжении рода тогда можно и не мечтать».

— Надо сменить обстановку. Ты права, это все, — он обвел рукой вокруг, — слишком обыденно, тоску нагоняет, по крайней мере на меня. В общем, нужно сменить обстановку.

— С удовольствием, если тебе и вправду станет лучше.

— Ты сомневаешься?

— Да, если честно.

— Почему, можно поинтересоваться?

— То, что тебя гложет, — внутри тебя самого.

«В самую точку», — усмехнулся про себя Турецкий, он как раз ощутил острое желание сходить по нужде.

Призвав на помощь всю мощь своего кошелька, Турецкий затащил Веру в ресторан «Белое солнце пустыни». Впрочем, кто кого тащил еще вопрос. Всякими ухищрениями он влил в нее почти стакан коньяка, сам при этом безбожно подхалтуривая. В итоге они очень скоро не вязали лыка в равной мере, и хотя Турецкий подозревал в своей спутнице тщательно скрываемую трезвость, но доказать этого не мог…

— Ты знаеш-ш-шь, что так-кое Фроловский, Саша? Ну, ответь мне, знаешь?

— Не знаю ничего, — насторожился Турецкий.

— Неправда! Извини… Хоть что-то знаешь?

— Он премьер, и еще твой муж. — Тема разговора ему откровенно не нравилась.

— Он пива не пьет. Говорит: «Как можно его пить, оно же такое горькое?!»

Да, совсем плохо дело с этим Фроловским. А я чего напрягся? Везде, блин, шпионы чудятся. Турецкий с удовольствием в очередной раз оглядел Веру — натуральная Мата Хари, или у меня опять паранойя?