Клинический случай - Карл Хайасен Страница 45

– Он англичанин, – сообщает Карла. – Или австралиец.

– Во-первых, это наверняка не настоящее его имя. Дерек Гренобль? Да в жизни не поверю! Твоя-то мать знает. Во-вторых, ему не может быть сорок четыре.

Карла хмурится:

– А ты это хуже воспринял, чем я надеялась.

– Я расстроен, только и всего. – Правильней было бы сказать – подавлен. И полон ревности и горечи, и зол на самого себя за то, что оттолкнул Анну.

– Джек, она счастлива. Я бы сказала тебе, если б что не так.

– Превосходно. Леди Анна Гренобль – так ее теперь будут звать. И когда же свадьба?

– В следующую субботу.

– Ты меня убиваешь.

– Дерек уезжает в Ирландию, он там новую книгу будет писать.

– У меня в субботу день рождения, – пусто говорю я.

– О, черт! Я забыла, – восклицает Карла. – Сколько тебе будет?

– Сто семь.

Я наугад открываю книгу где-то посередине.

– Послушай: «Дюкейн повернулся к шефу отдела и посмотрел на него с отвращением, как будто тот был червем на большом красном яблоке. Некомпетентность – это одно, а безответственность – это совсем другое. Кинкейд погибла, потому что слишком, слишком долго никто не приходил ей на помощь. Этого Дюкейн простить не мог. Он достал из кармана незаряженный „вальтер“ Кинкейд и положил его на стол перед шефом. Затем развернулся на каблуках и покинул здание. К тому моменту, когда он доехал до аэропорта, он уже точно знал, куда направляется и кого убьет». Бога ради, Карла, скажи мне, что это пародия.

К моему ужасу, она кладет вилку на стол и говорит:

– Читай, Джек, читай. Что там случилось дальше?

Ни одно место в мире не сравнится с редакцией по накалу энергии – и скуке. Между сенсационными новостями обычно наступают усыпляющие и отупляющие периоды затишья, во время которых журналисты всерьез задаются вопросом, правильную ли выбрали профессию. Мы часто работаем сверхурочно, получаем гроши, от новостей хочешь не хочешь разовьется депрессия: не удивительно, что мы так часто перегораем. Как говорится, нас никогда не пошлют в аэропорт, если самолет приземлился без проблем. Те, кому удается сбежать из журналистики, как правило, сразу направляют стопы в юридические колледжи, чтобы получить степень, либо устраиваются на высокооплачиваемые места в отделы по связям с общественностью. Лично я скорее дам прибить свои яйца к ядовитому сумаху.

Всего каких-то пару лет назад у меня не возникало сомнений по поводу работы в газете, мне и в голову не приходило, что я сделал неправильный выбор. Я пошел в журналистику не затем, чтобы поднатаскаться и стать писателем, а потому что мечтал быть похожим на Боба Вудворда или Сая Хёрша, [76]писать разгромные статьи для первой полосы. Вскоре я столкнулся с реальностью и понял, что мне не суждено работать в Вашингтоне, или Нью-Йорке, или даже в Майами, однако я написал несколько достойных статей. Хорошие это были деньки, когда я доставлял неприятности, а иногда и повестки в суд таким подонкам, как Оррин Ван Гелдер. Я верил, что делаю важное дело на благо общества, а кроме того, в качестве бонуса я неизмеримо наслаждался работой. Каждая новая статья была новым экскурсом в человеческое коварство и легковерие. Заголовки будоражили сонное царство, будто я кидал булыжник в пруд – правда, рябь на воде быстро затихала. Но меня и это не беспокоило, пегому что я обычно уже копался в чем-то новеньком. Я выбрал себе самую лучшую нишу в профессии – охотник на мошенников, а такие во Флориде никогда не переведутся. Но потом газету продали, отдел новостей сократили, сотрудников поувольняли, я расстроился и – едва представилась возможность – публично унизил нашего нового президента и председателя совета директоров в одном лице.

Так я пустил под откос собственную карьеру.

А теперь небольшая справка о Рэйсе Мэггаде III: худощавый блондин с гладким пухлым подбородком и прищуренными зелеными глазами. Безупречный загар цвета арахисового масла, длинный орлиный нос с горбинкой – он нечаянно сам себе заехал клюшкой для поло. Дважды в неделю маникюрша извлекает из его ногтей фарфоровый блеск, а дорогущую отбеливающую зубную пасту ему доставляют из Марселя. Свою жену он зовет Кукушечкой, они держат четырех кастрированных золотистых ретриверов вместо детей. У семейства имеются дома в Веллингтоне, штат Флорида; в Ист-Хэмптоне, штат Лонг-Айленд; и в Сан-Диего, штат Калифорния; именно в этих городах находятся головные офисы компании «Мэггад-Фист». Глава семьи любит спортивные машины, особенно немецкие. Недавно ему стукнуло сорок один – в этом же возрасте скончался Бебе (один из семерых бутылконосых дельфинов, что играли Флиппера в сериале).

Рэйс Мэггад III следит за модой, хочет выглядеть раскрепощенным бизнесменом, который знает себе цену. Сегодня, к примеру, на нем мокасины из крокодиловой кожи на босу ногу, брюки цвета хаки и накрахмаленная строгая рубашка с запонками, украшенными его монограммой. Для пущего эффекта он накинул на плечи голубой свитер и завязал рукава на груди. Во Флориде, в августе месяце.

– Добрый день, Джек, – здоровается он.

– Здравствуйте, мистер Мэггад.

Я расположился за своим столом, читаю интервью Джимми Стомы в старом номере «Роллинг Стоун» – его для меня откопал молодой Эван, отправленный на задание в общественную библиотеку.

– Есть минутка? – Мэггад само добродушие.

– Вообще-то я сейчас немного занят.

– Отвлекись. Мы можем поговорить в кабинете Аксакала.

Я оглядываю редакцию в поисках свидетелей. Субботнее утро, тихо. У Эммы выходной – ну и ладно.

– Итак, – начинает Мэггад, устраиваясь за столом главного редактора, заваленным бумагами, – я думаю, ты уже знаешь, что мистер Полк выписался из больницы.

– Да, естественно. Медицина опять сотворила чудо.

– Как прошел твой визит? Как тебе Полк?

– Сварлив и несдержан.

Рэйс Мэггад поджимает пунцовые губы:

– А как его умственное состояние – он… э-э-э… не утратил живость? Соображал, где находится?

– Еще как соображал. Можно сказать, старик мне понравился.

– Да, я так понимаю, это чувство взаимно. Он случайно не сказал тебе, почему настаивал, чтобы именно ты написал его некролог?

Ага, Рэйс Мэггад III хочет половить рыбку в мутной воде. Но сноровки у него маловато.

– Потому что, – отвечаю я, – мой свободный стиль напоминает ему Джеймса Джойса.