Пятое Евангелие - Йен Колдуэлл Страница 45

Копия: Укрепитель правосудия: преп. Никколо Паладино, д-р гражд. права

Копия: Нотариус: преп. Карло Тарли

У меня застучало сердце.

– Первого судью знаю. И третьего. Пассаро и Гальярдо. Не знаю только Страделлу.

Миньятто кивнул, словно того и ожидал.

– Все трое почти двадцать лет работают в Роте, неудивительно, что ваши пути в Риме могли пересекаться. А вот что уди вительно – уголовное дело против священника рассматривают судьи Роты. Такого внимания, как правило, удостаивается лишь епископ или легат, если только его святейшество не постановит иначе. Отсюда возникает вопрос: можете ли вы сказать, что Пассаро и Гальярдо испытывают неприязнь к вашему брату?

Теперь я понял. Он пытался понять, какую форму примет угроза. Станет ли кардинал Галуппо подбирать судей, которые настроены против Симона.

– Нет, – ответил я. – Пассаро преподавал у Симона в Академии, а Гальярдо – приятель моего дяди. Они оба расположены дружески.

Миньятто улыбнулся.

– Монсеньор Гальярдо учился в семинарии на два курса младше меня. Ваш дядя был его наставником. Как ни печально, обоим придется взять самоотвод. Но если бы кардинал Галуппо пытался запугать вашего брата, выбрал бы он именно этих судей?

Я задумался.

– Может быть, Галуппо знает, что они возьмут самоотвод. Может быть, их заменят плохие.

Миньятто пролистал бумаги, которые держал в руках.

– Тогда, возможно, это убедит вас в обратном.

Он протянул мне еще одну бумагу, и я застыл, как завороженный. Это был последний лист обвинения. Само исковое заявление.

Преподобному монсеньору Антонио Пассаро,

Председателю суда

ВАТИКАН

Обвинительный акт

Укрепитель правосудия против преп. Андреу

Прот. № 92.004

ИСКОВОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ

Я, Никколо Паладино, Укрепитель правосудия на данном заседании Апостольского трибунала, настоящим обвиняю преподобного Симона Андреу, инкардинированного в Римском диоцезе, в совершении убийства Уголино Ногары, в нарушение канона 1397 Кодекса канонического права. Обвинение состоит в том, что 21 августа 2004 года около пяти часов вечера отец Андреу преднамеренно застрелил доктора

Ногару в садах папских вилл Кастель-Гандольфо. Предоставлены следующие доказательства:

Показания свидетелей: господина Гвидо Канали, работника папской фермы в Кастель-Гандольфо; доктора Андреаса Бахмайера, куратора по средневековому и византийскому искусству в Ватиканских музеях; генерального инспектора Эудженио Фальконе, шефа ватиканской жандармерии.

Документальные свидетельства: личное дело о. Андреу, хранящееся в Государственном секретариате; голосовое сообщение, оставленное доктором Ногарой в Апостольской нунциатуре в Анкаре, Турция; видеоматериалы с камеры наблюдения B-E-9 в папских виллах Кастель-Гандольфо.

Прошу суд признать его виновным и назначить наказание в виде лишения статуса клирика.

Я все перечитывал и перечитывал последние строки, где гово рилось о предлагаемом наказании. Суд обладал властью уво лить Симона из секретариата и даже изгнать из Рима. Но исковое заявление просило самого тяжелого наказания из всех существующих: низложить моего брата. Я знал, что подобное возможно, но все равно было отвратительно видеть, что прокурор просит о такой мере.

– Взгляните на доказательства, – сказал Миньятто. – Что-нибудь вам знакомо?

– Гвидо Канали, – слабым голосом сказал я, показывая на имя в документе. – В ту ночь, когда убили Уго, Гвидо открыл ворота и довез меня до места встречи с Симоном.

Миньятто сделал запись.

– Что он видел?

Я растерялся.

– Я попросил его высадить меня поближе, так, чтобы все было видно.

– А это?

Он указал на строчку, где говорилось о личном деле Симона в секретариате.

– Не знаю. Летом Симон получил выговор за отсутствие на работе, но я не понимаю, какая может быть связь.

– За что ему сделали выговор?

– За то, что Симон ходил в пустыню к Уго.

Но сейчас в памяти у меня всплыли слова Майкла: Симон занимается чем-то еще.

Миньятто поднял глаза.

– Следует ли мне что-либо знать об их отношениях? Между вашим братом и Ногарой?

Он даже не пытался завуалировать то, что имел в виду.

– Нет, – резко сказал я. – Симон просто пытался помочь ему.

Миньятто откинулся на спинку кресла.

– Тогда, за исключением записей с камеры видеонаблюдения, я не вижу здесь прямых улик. Дело основано на косвенных свидетельствах, и для него требуется мотив. А если мотив – иной, нежели отношения вашего брата с Ногарой, тогда каков он?

– У Симона не было никакого мотива.

Миньятто положил ручку у верхнего края листа. Словно проложил разделяющую нас границу.

– Отец Андреу, как думаете, почему его дело слушается по каноническому праву, а не по уголовному?

– Вы уже знаете, что я думаю.

– За два десятилетия службы в Роте я никогда не видел судебного разбирательства по делу об убийстве. Ни единого. Но могу высказать вам свое мнение, почему они так сделали. Потому что на каноническом процессе слушания конфиденциальны, записи засекречиваются, а вынесение приговора происходит за закрытыми дверями. На каждом уровне соблюдается неразглашение информации, чтобы защититься от выхода на свет неприятных подробностей.

Его голос настойчиво предлагал мне раскрыть любую информацию, которой я владею.

– Я ничего не знаю, – сказал я.

– И все же, – продолжил Миньятто, – за два десятилетия службы в Роте я также не видел, чтобы человек отказывался защищать себя. И это позволяет мне предположить, что мой клиент уже знает, в чем состоит неприятная правда.

– Я говорил вам, – кивнул я. – Они считают, что Уго хранил некий секрет и что Симону известно, в чем этот секрет состоит.

– Меня интересует вот что: они ошибаются?

– Не имеет значения. Вы сами согласились с тем, что этот трибунал – способ запугать Симона.

– Вы не поняли. Трибунал – способ привлечь его к ответственности, не беспокоясь о том, что в ходе слушаний всплывет какая-либо конфиденциальная информация.

– Мой брат не причинял вреда Уго.

– Тогда начнем сначала. Почему он оказался у Кастель-Гандольфо в ночь, когда убили доктора Ногару?

– Уго позвонил ему и сказал, что попал в беду.