Покров для архиепископа - Питер Тримейн Страница 45

— Я сделаю это, сестра, — обещал мальчик. — Только есть еще много других входов в эти катакомбы.

Сестра Фидельма, сдержав стон, все же порылась в сумке-марсупии и бросила в корзинку мальчику несколько монет.

Потом вернулась туда, где стоял Корнелий, раздраженный, что ему пришлось ждать, и забралась в лектикулу. Двое мужчин, крякнув, подняли носилки на плечи и зашагали вперед к воротам, рядом быстрым шагом шел Корнелий.

Было странно и непривычно ехать так, но Фидельма была очень благодарна за это. У нее болела голова, во лбу стучала кровь. Она закрыла глаза, чтобы не встречаться с любопытными взглядами — хотя лектикула на улицах никого не удивляла, было необычно, что в ней несут монахиню.

Фидельма постаралась расслабиться и обдумать все происшедшее за этот час.

И только когда они вошли в город через ворота Метронии и свернули на тенистый холм Целий, ее осенило. Не иначе как от головокружения она решила, что это кто-то из двух незнакомцев догнал ее, оглушил и забрал папирус и потир. Но ведь они были позади нее. Фидельма вспомнила, что, как только она завернула за угол и оказалась перед лестницей, ведущей наверх, она увидела знакомую фигуру. Это был один человек, который явно ждал ее. Этот человек ее ударил. И она его знала. Кто это был?

Фидельма сидела в отведенном для них с Эадульфом оффициуме, обхватив голову руками. Голова по-прежнему болела. Тошнота прошла, но осталась ноющая боль. Эадульф, сведущий в лекарствах, настоял, чтобы Корнелий Александрийский передал ее под его опеку. Корнелий никак не проявил недовольства тем, что саксонский монах посягнул на его дело. Наоборот, казалось, он был благодарен, что может теперь поспешить по своим делам. Еще со времен обучения в Туайм Брекайне Эадульф всегда носил с собою «пера», или, как говорили ирландцы, «лес» — лекарскую сумку с целебными травами. Он обработал ушиб и приготовил напиток из вытяжки сухих цветков розового клевера, который, как он уверял, постепенно снимет головную боль.

В чем Фидельма ничуть не сомневалась, потягивая его зелье: Эадульф уже однажды помог ей таким образом — это было в обители Хильды в Витби, что в Нортумбрии. Тогда он сходным отваром исцелил ее от спазмов в голове, после того как она упала в монастыре и потеряла сознание.

Пока Эадульф хлопотал над ней, она рассказала им с Лицинием обо всем, что случилось этим утром. Выслушав, что произошло, Лициний тотчас созвал декурию стражи и отправился на христианское кладбище. Фидельме же пришлось еще немного потерпеть заботливое ворчание Эадульфа, обдумывая сегодняшние события и пытаясь догадаться, что за всем этим стоит. Но она поняла, что разрозненных сведений, которые у нее есть, не хватает, чтобы увидеть целое — а без него они не имеют смысла.

— Нужно послать за Осимо Ландо, — внезапно сказала она, перебив Эадульфа, который тем временем упрекал ее за то, что она пошла в катакомбы одна, не предупредив его и вообще никому не сказав о том, куда идет.

— Осимо Ландо? — нахмурился Эадульф.

— Он подтвердил, что хорошо знаком с Ронаном. Мне кажется, что он знает о нем гораздо больше, чем говорит. Теперь, когда Ронан умер, может быть, он сможет сказать больше.

Дверь внезапно распахнулась, и вошел встревоженный военный комендант Марин. Он обратился сразу к Фидельме:

— Это правда? Это правда, я слышал, что Ронан Рагаллах мертв?

Фидельма кивнула.

Лицо суперисты помягчало, он улыбнулся и удовлетворенно вздохнул.

— Значит, убийство Вигхарда наконец раскрыто.

Фидельма и Эадульф озадаченно переглянулись.

— Мне неясен ход вашей мысли, — холодно сказала она.

Марин развел руками с таким видом, как будто это было очевидно.

— Преступник пойман и убит. Не нужно больше тратить время на это дело.

Фидельма медленно покачала головой.

— Рискну предположить, что вам просто известны не все факты, Марин. Брата Ронана Рагаллаха задушили, пока он ждал встречи со мной. Перед этим он прислал мне записку, в которой писал, что он не убивал Вигхарда и хочет объясниться. Его задушили точно таким же образом, как Вигхарда. Тот, кто убил Вигхарда, убил и Ронана. Как вы видите, дело еще далеко не решено.

Потрясенный комендант только хлопал глазами.

— Мне сказали только, что он мертв, — ответил он, лицо его опять помрачнело. — Я решил, что его убили или что он сам покончил с собой, потому что понял, что рано или поздно мы его найдем.

— Фидельма была права, а мы ошибались, — вступил в разговор Эадульф. Фидельма смотрела на него, удивленная и позабавленная его неожиданно почтительным тоном, словно он был доволен, что она доказала его неправоту. — Она все это время подозревала, что Ронан — не убийца.

Марин сжал зубы.

— Тогда нам нужно как можно скорее найти правду. Этим утром со мною связался scriba aedilicus Его Святейшества и сообщил, что Его Святейшество недоволен, что решения еще нет.

— Мы жаждем решения не меньше, нежели Его Святейшество, — раздраженно ответила Фидельма. — Дело будет решено, когда мы поймем, как его решить. А сейчас, — она поднялась, — нас ждет много работы. Не могли бы вы послать за братом Осимо Ландо? Нам нужен его совет.

Марин вздрогнул, он не ожидал, что его столь бесцеремонно выпровадят. Он приоткрыл было рот, чтобы возразить, но осекся и жестом показал, что приказ принят.

Эадульф хитро улыбнулся Фидельме.

— Готов поклясться, что ты с Его Святейшеством будешь обращаться так же пренебрежительно.

— Пренебрежительно? — Фидельма помотала головой. — Я вовсе не презираю Марина. Просто я считаю правильным, если каждый будет разбираться в своем деле и в своей области и развивать в себе те же качества, каких ожидает от других. Самоуверенность человека, который не знает, — это так же неправильно, как излишняя скромность того, кто знает.

Глаза Эадульфа стали серьезны.

— Теперь, когда Ронан умер, я не вижу путей из этого лабиринта, Фидельма.

Она наклонила голову.

— Хотя Ронан Рагаллах в своем письме отрицал свою причастность к убийству, и я в это верю, тем не менее у него были при себе некоторые из пропавших драгоценностей, когда его убили. — Она рассказала Эадульфу о том, как нашла серебряный потир и лоскут мешковины, зажатый в мертвой руке. — Но теперь, конечно, я уже не смогу это доказать.

— Как ты думаешь, кто ударил тебя по голове и украл потир и папирус?

— Не знаю. — Фидельма глубоко вздохнула. — Я только на мгновение различила в темноте силуэт, и мне тогда показалось, что я его знаю… — Она пожала плечами.

— Но, по крайней мере, это был мужчина?

Фидельма снова нахмурилась. Да, она говорила «его» — но подумав, поняла, что не знает.