Лондон бульвар - Кен Бруен Страница 46

— Ладно. Давай крутанем старину Пита.

Пока мы слушали, она держала мою руку в своих руках, лицо у нее было восторженное и сосредоточенное. Вообще-то Питер Гэбриэл мне не очень, на самом деле мне больше нравится его «Бико», но сейчас она была бы некстати. Печаль и боль в его голосе, его стихи заставляют тебя протянуть руку за смертельной дозой виски. Наконец песня закончилась, и Эшлинг обратила ко мне свое лицо, светящееся желанием. Я сказал:

— А вот это уже по-ирландски.

Я ВЕРНУЛСЯ в Холланд-парк поздно ночью во вторник. Посмотрел по телевизору «Южный Парк» и был не прочь усыновить Кенни.

Около моей двери возникла актриса, спросила:

— Можно зайти?

— Я немного измотан, Лилиан.

— Как будто отбивали твое мясо?

Она даже вообразить не могла, что почти угадала. В левой руке она держала бутылку и два бокала. Держала бутылку за горлышко, как делают в кино. А если поскрести немного, то так, как делали в старых фильмах. Спросила:

— Девочка может угостить своего приятеля выпивкой?

Господи!

Я сказал:

— Ну, может быть, стаканчик на ночь.

Она протянула мне вино, сказала:

— Это «Дом Периньон».

— Мне все равно.

Пробку я вытащил неплохо. Естественно, большая часть шампанского проливается на пол. Кажется, людям это нравится, словно в этом и есть смысл шампанского. Странный смысл.

На Лилиан было серебряное бальное платье. Я не шучу — она сама мне так сказала. Я спросил:

— Зачем?

— Я подумала, что немного потанцевать на балу будет очень оригинально.

— И что, ты музыкантов наняла?

— Оркестр.

Я взглянул ей в лицо, сказал:

— Надеюсь, что ты шутишь.

Лукавая улыбка, потом:

— Я никогда не шучу.

— И что, ты их всех загнала в холл? — Я обвел рукой комнату. — Парням здесь тесновато будет.

— Они в бальном зале.

Я даже не спросил, где он находится, но подумал: «Да сколько же в этом доме комнат?» Я его еще не весь исследовал, а вот когда настанет пятница и они будут хэлловаться, я пройдусь по нему, как дервиш. Потрясу ветки, посмотрю, что на землю упадет.

Мы чокнулись бокалами, я сказал:

— Slàinte.

Она спросила:

— Что это?

— По-ирландски.

Она передернула плечами, насмешливо произнесла:

— Нация шутов и подхалимов.

— Надо же, какая ты вся английская.

Она придвинулась ко мне, сказала:

— Позволь мне поцеловать тебя по-французски.

Я позволил.

Ее духи пахли как шарики от моли, замоченные в хлорке. И вот я кончил, наверное, благодаря шампанскому. Хотя не очень впечатляюще, после моих стараний с Эшлинг, а так, слегка брызнул. Вроде дождика, который идет на Крите.

Вытирая рот, Лилиан сказала:

— В этот карандаш нужно залить свинца.

Я сказал:

— Ты измучила меня, я точно не смогу танцевать.

Она купилась, сказала:

— Натанцуемся завтра, спи, мой сладкий.

Когда она ушла, я встал под обжигающий душ, никак не мог отмыться от ее прикосновений. В кровати я пытался думать об Эшлинг и не думать о Бриони.

Ни то, ни другое не получалось.

ЗВОНОК БЫЛ в среду, в два часа дня. Я поднял трубку, сказал «Да» в ответ на вопрос «Мистер Митчелл?».

Звонили из полиции.

— Вы знакомы с Эшлинг Двайер?

— Да.

— С прискорбием вынуждены сообщить вам, что произошел трагический несчастный случай.

— Что?

— На листке бумаги в ее кошельке были ваше имя и номер.

— Как она

где

когда

о Господи.

Я записал адрес больницы в Айлингтоне, поехал туда.

Я не помню, что за чем происходило. Только то, что она погибла, сбита машиной на Хай Стрит, виновник скрылся. Над ней стоял какой-то мужчина, держал ее за руку, пока не приехала «скорая помощь». Потом кто-то дал мне кофе. На вкус он был как пластиковый стакан. Потом мне дали «коричневый конверт». Ее личные вещи.

В нем лежали

деньги

кошелек

телефонная карта.

Кольца не было.

Должно быть, оставила его дома. Я удивился, почему она его сняла.

Рано утром в четверг я приехал домой. Пил, пока в глазах не померк свет.

Я вынырнул на поверхность в пятницу днем. Господи, меня всего трясло. Опять мои пальцы исполняли фанданго, пока я пытался скрутить сигаретку. Пот катился у меня по лбу, щипал глаза. Я знал, что хорошая порция скотча приведет всё в порядок — но смогу ли я остановиться?

Да и какого черта!

Подошел к своему миниатюрному холодильнику, достал пиво. «Фостерс».

Когда я его покупал? Или, что еще хуже, зачем?

Абсолютно не важно.

Дернул за кольцо, приложился. Пиво полилось по подбородку, потекло на пропотевшую футболку. Потом, как Ричард Дрейфус в «Челюстях», смял банку и швырнул на пол.

Мелочь, но моей системе полегчало. Принял душ, побрился, переоделся в белую рубаху, чистые черные джинсы. Рискнул взглянуть на себя в зеркало.

Выглядел как обычный убогий официант.

О'кей, пора запасаться фуражом.

В доме было тихо, они на самом деле уехали. В комнату Лилиан не зашел. Там было уже слишком все знакомо. Прошло прилично времени, пока нашел комнату Джордана. Догадался, что она должна быть заперта. Отошел к противоположной стене и с размаху ударил ногой по двери. Почти снес ее с петель.

Входил очень внимательно — растяжки были вполне возможны. Комната была обставлена по-спартански, в ней стояла расшатанная армейская походная кровать.

Сначала я прошелся по гардеробу. Полдюжины черных костюмов, черные ботинки и белые рубахи. На верхней полке стояла коробка из-под обуви, в ней лежал «казулл-454». Серьезная дура. По всем характеристикам так себе, не очень точный, но заряд его мог проделать дырку в слоне. Я осторожно засунул пистолег за пояс над своей задницей. Осталось просмотреть еще три ящика. В первом лежало безупречно чистое нижнее белье. Во втором — куча театральных программок, все, конечно, с Лилиан. И наконец, куча носков, поворошил их. Вытащил собачий ошейник.