Кремлевский заговор от Хрущева до Путина - Николай Анисин Страница 46

— Нет, — Вера хлопнула ладонью по журнальному столику, — "Инкит" — это банально. На шоссе меж Пицундой и Гаграми — кафе. А при нем пруд. В нем разводят форелей, и меня к ним мой аппетит зовет. Вместе с тобой.

Доводов против я не нашел. За проходной правдинско- го Дома отдыха мы поймали машину и прикатили к кафе у воды. Усатый джигит там преподнес нам барахтающихся в сетке живых форелей:

— Каких экземпляров будем зажаривать?

Пока рыба готовилась, мы умяли овощные салаты, запивая их сухим красным вином. Под форель пришлось за- казать еще бутылочку. И когда я эвакуировал Веру из кафе, ее покачивало.

Шоссе было пусто. Мы не остановились в ожидании попутной машины, а, обнявшись, медленно поплелись в сторону Пицунды. И Вера вдруг слегка впилась ногтями мне в бок:

— Благородный кормилец, вон там видишь — мандариновая роща. Если ты меня туда донесешь, то я сделаюсь нежной-нежной и тебе это надолго запомнится.

Я подхватил Веру на руки. Пересек с ней шоссе и внес в сень рощи. Далее — ласки. Голыми нас разбудили — шум воды и прохлада спадавших на наши телеса брызг — в мандариновой роще включили орошение.

Вера сразу очухалась, вскочила и пустилась в пляс под сверкающими на солнце струями у деревьев. Когда я на первой попавшейся машине доставил ее с довольством на лице к Дому писателей, она пригласила меня в свой номер. В нем я чуть опешил: ну-ну, вот у Веры просторная гостиная со всей мыслимой мебелью и посудой, вот — с огромной кроватью спальня, превышающая по площади весь мой номер в правдинском Доме отдыха.

Вера переоделась. Сменила блузку на майку, длинную юбку — на короткую и проговорила:

— Все, идем загорать на нудистский пляж.

Я, как недавно она мне, показал ей кукиш:

— Ищи другого спутника.

— Вы, товарищ лауреат-журналист, — Вера взлохматила мне волосы, — находитесь в плену устаревших представлений о благопристойности. Три года назад наряд милиции Пицунды, радея о нравственности, нагрянул на наш дикий пляж и велел всем нудистам погрузиться в автофургон. Среди них был и Юлиан Семенов — автор любимых народом киносценариев про "Семнадцать мгновений весны", про майора Вихря и полковников с генералами из главных милицейских контор и КГБ. Знаменитый писатель возмутился насилию:

— Как вы смеете?! Я — Юлиан Семенов.

— Иды, иды, Семен голозадый, — подтолкнул милиционер-абхаз Юлиана Семеновича в автофургон.

В отделении милиции при составлении протокола об административном задержании Семенов назвал фамилии министров МВД Абхазии и Грузии и потребовал связаться с ними. Громыхнул гром. Юлиана Семенова с почтительными извинениями на авто с мигалкой и сиреной возвратили в Дом писателей. И с тех пор пицундская милиция — на нудистский пляж ни ногой. Поэтому туда, мой зайчик, ты спокойно можешь меня сопроводить. Никто тебя за это на партийном собрании в твоей "Правде" не взгреет.

— Вера, — злость меня вдруг разобрала, — по корням я крестьянин из лесов Брянщины и никакой не зайчик. Мой товарищ — серый брянский волк. И в наших лесах не принято прилюдно показывать свои пиписки и глазеть на чужие.

— Ладно, — снова звякнула металлом в голосе Вера, — вольному воля, спасенному рай. Ты свободен. Можешь уматываться. А я жажду солнца. Много солнца, и меня, наверное, Надя на нашем пляже заждалась.

Сыграть вечером с Юрой в теннис мне не пришлось. Он, как узнал я от него вечером в столовой, сутки почти провел с Надей. Сначала под луной на море, потом в ее номере и затем на нудистском пляже, где к ним присоединилась покинувшая меня Вера. Втроем они там за вином из бездонной Юриной сумки зависли до ужина.

Уминая с аппетитом котлету, Юра меня уведомил:

— Да, я с девчонками — и с Надей, и с Верой — договорился: они после 21.00 придут к нам в наш бар. Угощенье сегодня — за мной.

Согласие Веры на новую встречу я воспринял как ее извинение за отвешенную ею мне грубоватую фразу: можешь уматываться. Но не тут-то было.

Они ступили в бар: Надя — веселая, Вера — надутая. Надя, поцеловав меня в щеку, опустилась напротив, Вера с жестким блеском в глазах села рядом, не поворотив головы в мою сторону. Я, оказывается, был чем-то перед ней виноват.

Юра мигом доставил за наш столик стопки с коньяком, чашки с кофе и тостом разразился:

— Всего у нас у всех вдосталь, и надо лишь, чтоб иногда нам удача спадала с небес. Ура, вздрогнем!

Вера не выпила весь налитый коньяк, как сделали мы трое, а лишь чуть отпила из стопки:

— Я не буду здесь наклюкиваться. Меня тянет в бар курорта "Пицунда" — там музыка отличная. Поехали туда.

— Мысль правильная, — подала голос Надя.

— Я — за, — поднял руку Юра.

— А я — против, — вырвалось у меня.

Вера наконец-то почтила презренную мою личность своим взглядом:

— Ты недоволен нашей компанией?

Я задал ей встречный вопрос:

— Ты кто по профессии?.

— Я — преподаватель Московской государственной консерватории.

— А вечная твоя профессия от рождения — руководитель. Я же по природе не пригоден исполнять взбалмошные начальственные установки. И вообще, мне сегодня после бара по душе — плавать в ночном море.

— Ну и плавай на здоровье.

Вера встала из-за стола и обратилась к Юре и Наде:

— Если вы — не со мной, я еду одна.

Они втроем уехали.

Утром я не обнаружил Юру с матрасом ни на прав- динском, ни на писательском пляжах. Дрыхнул ли он после бурной ночи или уже жарился с Надей и Верой на пляже нудистском — оставалось гадать.

Отобедав, я вышел из столовой в холл и с удивлением углядел сидящую в одном из кресел Веру. Она поднялась и шагнула мне навстречу:

— Юра сказал, что у тебя сегодня последний день на курорте. Так?

— Да.

— А у нас с Надей еще понедельник, вторник, среда…

Вера взяла меня под руку и прильнула губами к моему уху:

— Есть идея. Поедем сейчас вместе на рынок в Пицунду и купим вкусной еды, хорошего вина и чачи. А вечером накроем стол в гостиной моего номера, позовем Надю с Юрой и отметим твой отъезд. Ты своим не в меру упрямством меня огорчал, но и было мне с тобой приятно. Поэтому нам надо расстаться по-доброму. Ну, согласись…

Я обнял Веру и тихонько похлопал ее пониже спины:

— Сударыня-руководитель, эта твоя директива не вызывает никаких возражений.

Мои проводы прошли весело.

Сразу по возвращению в Москву меня командировали в Элисту — на празднование 550-летия главной калмыцкой книги — "Джангара". Юбилей народного эпоса собрал калмыков со всего света. Все на юбилее было любопытно, и события-разговоры пролетевшего отпуска мне вспоминались очень редко.