Попса. Акулы шоу-бизнеса - Сергей Ермаков Страница 46

— Так что теперь капитан Загорский долго не сможет мешать нашей работе, — довольный собой, сказал Веня.

Нехорошее чувство охватило Краба. Выходило так, что это он сам, послав Загорскому документы, которые ему давал смотреть Львович, подставил капитана под пули. Правда, хорошо, что Загорского не убили, а только ранили. Но и это уже показывает, что «игра» начинает переходить грани дозволенного. И Краб подумал — кто же тот человек, к которому вынужден был пойти на доклад Загорский и который, как выразился Веня, смыл эту информацию в унитаз?

Кличку его Краб знал — Гомункул, — но неплохо было бы знать и «мирское» имя этого «оборотня в погонах». Краб мгновенно припомнил фамилию и звание непосредственного начальника Загорского, на которого он ссылался, когда они беседовали в его кабинете, — полковник Багров, кажется. Скорее всего, этот Багров и есть тот самый Гомункул. Но услышать бы об этом от самого Вени, да вряд ли он проболтается — каленый, как железо. Но все же Краб решил осторожно «забросить сети».

— С такой крышей, как у тебя, Веня, и горя не знать, — сказал Краб, — можно на легальную основу переходить с таким покровителем, как Гомункул. А подумай — если на место Загорского какого хваткого опера поставят, который и самого Гомункула разоблачит и за решетку упечет?

— Откуда про Гомункула знаешь? — поинтересовался Веня.

— Люди говорят, — расплывчато ответил Краб.

— Люди слишком много болтают, — нахмурился Веня, — а Гомункула, я тебе скажу, фиг посадишь, у него связи такие, что за него потянешь — и сразу вытащишь всех тех, кто с ним из одного корыта хлебает, — и депутатов, и губернаторов, и директоров заводов и фабрик всяких. Все они в одну цепочку завязаны, на них власть держится и с их подачи кормится. Кто позволит их тронуть? Как в народе говорится — ворон ворону глаз не выклюет. Капитаны Загорские будут меняться, а Гомункул как сидит в своем кресле, так и будет сидеть, пока его не застрелят, не дай бог, конечно. Нет у недругов другого способа убрать его со своего места, кроме физического устранения. Да и сил таких нет пока, чтобы этой касте противостоять. Поэтому, Петруччо, мы были, есть и будем есть. Так вот что я тебе предложу, Петруччо, давай-ка ты подумай о том, чтобы навсегда в Москву перебраться. На хрена тебе эта бригада морской пехоты, что она тебе дает при твоей подготовке? Ты в моей бригаде нужен, будешь кушать и пить сладко, ездить на хорошей тачке. Да, я думаю, ты и сам все это уже понял. Как мыслишь?

— Пока не знаю, — ответил Краб, — вроде неплохо тут у тебя, да все равно как-то кажется, что время «бригад» проходит. А вдруг все-таки Гомункула устранят физически, как ты говоришь, и полетят тогда и твоя, и моя головы?

— И кто мне это говорит, мичман морской пехоты, который присягу давал Родину защищать? — воскликнул Веня. — А представь — завтра приказ, и пошлют тебя вместе с твоей бригадой на никому не нужную войну куда-нибудь на очередной Кавказ? И подохнешь ты в окопе где-нибудь в горячей точке из-за амбиций политиков-идиотов. Какая разница тогда, скажи мне, как подыхать? Тут хоть поживешь в свое удовольствие.

Если бы сам Краб отвечал Вене, то он бы сказал, что одно — подохнуть за жадность свою и глупость, а другое — голову сложить за Родину, но, поскольку играл он роль мичмана Петра Карабузова, то махнул рукой и сказал:

— А ладно, уговорил ты меня, Веня! Завтра же телеграфирую в Североморск, что увольняюсь, буду на тебя работать!

Веня явно был доволен, что заполучил к себе в команду такого подготовленного и умного бойца. Он встал, прошелся по кабинету и сказал:

— Не хотелось тебя огорчать, Петруччо, но я кабана посылал в твою бригаду, чтобы удостовериться, что ты нам не врешь и тот, за кого себя выдаешь. И знаешь, он там у тебя в бригаде поспрашивал, ему сказали, что твоя жена гуляет направо и налево. Ты бы бросил ее, а, Петруччо? Мы тебе тут такую телку найдем, закачаешься!

Краб даже не сразу понял, что речь идет о гулящей жене мичмана Карабузова, а когда догадался, изобразил на лице глубокую печаль и скорбь. Веня, чтобы его утешить и обмыть назначение на «постоянную работу», достал из сейфа початую бутылку коньяка.

* * *

Человек по кличке Циклоп, в миру просто Александр Сергеевич, обладал демонической внешностью оперного певца и ярого соблазнителя завзятых театралок. Высокий, кудрявый, с чарующим бархатным баритоном — он сводил с ума московских красоток. Но было это очень давно — лет тридцать назад. С той поры Александр Сергеевич обрюзг, пополнел, появились мешки под глазами и проблемы с потенцией. Девушки отвернулись от Циклопа, и не спасал даже бархатный баритон, который потерся с годами и теперь более походил не на бархат, а на дерматин. Что осталось от былой красоты — это кудри, побеленные благородной сединой, правда с большими залысинами спереди. Театралок соблазнял теперь Александр Сергеевич с помощью финансовых вложений.

Благо, деньги у Циклопа водились. Он контролировал продажу билетов в Большой театр и в другие театральные заведения подобного уровня, а также ходатайствовал, не бесплатно, естественно, за непристроенных актеров и бездарных сценаристов. Выступал благодаря своим связям продюсером мюзиклов и так далее и тому подобное, в том числе был связан с «пиратами», занимая в этом бизнесе не последнее место. Как говорится — курочка по зернышку клюет, а наклевывал в результате Александр Сергеевич немало. Но и тратил немало на актрис кабаре и драматических театров, принимая их в отдельном кабинете одного из элитных московских кафе под названием «Пьяная вишня». Снимать проституток и стриптизерш Циклоп считал ниже своего достоинства — ему нужен был полет души.

И вот однажды он в очередной раз ждал к себе в гости одну начинающую провинциальную актрису, которая жаждала получить роль в сериале, а Циклоп обещал ей в этом посодействовать. Кафе «Пьяная вишня» хорошо охранялось подтянутыми молодцами в облегающих черных футболках, в нем было два больших зала — один для кого попало, другой, поменьше, для vip-персон — и еще несколько уж совсем маленьких залов, практически комнат, тоже для vip-персон, которые захотят уединиться.

Одну из таких комнат частенько снимал Александр Сергеевич, когда ему нужно было встретиться с актрисами для приватной беседы. Комната располагала к подобным беседам — в ней был душ и удобный велюровый раскладной диванчик. Вот и сегодня Циклоп восседал за столиком в мягком свете красного торшера, в интимном полумраке, ожидая очередную претендентку на всероссийскую славу, покуривая длинные дорогие сигареты и попивая мартини с соком из высокого бокала. В двери постучали, и вежливый официант прикатил тележку с фруктами и шампанским во льду. Александр Сергеевич небрежно кивнул, вытащил из кармана пиджака и протянул официанту смятые чаевые.

Из зала пройти в зал для vip-персон не представлялось возможным — на каждой двери стояла охрана, и даже не все vip-персоны подозревали о существовании в дальнем коридоре «Пьяной вишни» этих самых комнат для уединения. А уж как их охраняли — этого и описать нельзя. Проникнуть в эту часть заведения постороннему было невозможно. Но на дворе было лето, и Александр Сергеевич распахнул дверь балкона в душную московскую ночь, откуда приглушенно доносился шелест листьев — окна комнат выходили в спокойный и тихий жилой двор. Циклоп вышел на балкон третьего этажа, посмотрел на небо, полное звезд, на деревья, по-театральному спокойно освещенные неяркими фонарями, до листочков которых можно было дотронуться рукой. На балконе в большой деревянной кадке стояла живая пальма, навевая романтические чувства, — вроде бы ты в Москве, но вообразить можно, что где-то в Бразилии.