Экслибрис - Росс Кинг Страница 47

«Голова сарацина» находилась непосредственно напротив узкого арочного прохода во внутренний двор. Смуглый усач со свирепым и безжалостным выражением лица пялился на меня с гостиничной вывески над дверью. Сама таверна оказалась закрытой. С одной стороны от нее находилась табачная лавка, с другой — какой-то магазинчик менее понятного назначения; оба эти заведения были также закрыты и смотрели на мир своими бутылочного стекла окнами, помутневшими от грязи и копоти. С дверью в табачную лавку соседствовала другая, поменьше, чья тусклая медная вывеска гласила: «Доктор Самюэль Пикванс — книготорговец и аукционист».

Я дернул за дверной колокольчик — и мистер Скиппер с каким-то заговорщицким видом впустил меня в дом. Мы поднялись на пять лестничных пролетов; Скиппер объяснил, что доктор Пикванс сейчас занят, но что он, мистер Скиппер, сочтет за честь помочь мне. «Контора», судя по тому, что мне позволили увидеть, состояла из единственной комнаты с двумя письменными столами, парой стульев и какими-то устройствами, видимо предназначенными для переплетных работ: в дальнем углу лежали бараньи кожи и отбойник, а в оставшейся части комнаты помимо набора буравов теснились сшивальные станки, переплетные прессы и шлифовальные железные круги. У них имелся также печатный станок, громадный механический монстр, к которому и направился господин Скиппер, усадив меня за один из столов. Передо мной лежала стопка примерно из двух дюжин каталогов в засаленных переплетах из коричневой кожи.

— Желаю удачи, — с унылой улыбкой пробормотал он и отвернулся от меня, чтобы начать, как мне показалось, стряпать очередные «шедевры» для будущего аукциона доктора Пикванса. Я взял первый том и открыл его.

За следующие восемь часов, перечитав все каталоги и подкрепившись лишь безвкусным пирогом с крольчатиной, принесенным господином Скиппером из какой-то закусочной, я постепенно выяснил кое-что о таинственном докторе Пиквансе. Мне удалось установить, что аукционы он проводил примерно раза два в год, начиная с 1651 года, когда, после окончания Гражданской войны, парламент издал закон о богохульстве. Все его аукционы, похоже, были такими же нелегальными, как последний в «Золотом роге», поскольку проводились они исключительно в Эльзасе: примерно половина в «Золотом роге», а остальные — в ближайших тавернах и пивных, включая два или три аукциона, состоявшихся в «Голове сарацина». Похоже, книжные распродажи, подобные проведенной в «Золотом роге», были его основной деятельностью, и на некоторые аукционы выставлялось до 500 лотов. В каталоги заносили автора сочинения, его название, дату издания, стиль переплета, число страниц и иллюстраций, общее состояние книги и, наконец, источник ее приобретения. Последняя графа приободрила меня. Я отметил, что Пикванс или его помощники записывали имя не только того, кто предоставил лот на аукцион, но и покупателя.

Однако, по моим подозрениям, многие из указанных имен и источников были такими же поддельными, как и сами книги, поскольку в 1651 году Кромвель конфисковал много роялистских имений, и, на мой взгляд, содержимое их библиотек — или тома, украшенные поддельными экслибрисами их хозяев, — прошли через контору Пикванса. Я заметил на одном из аукционов 1654 года рекламировались «книги, некогда принадлежавшие сэру Джорджу Вильерсу, герцогу Бекингему, изъятые из его замечательной коллекции в Йорк-хаусе на Стрэнде». Известно, что часть этой «замечательной коллекции» — поистине одной из самых лучших в Европе — разграбили после Гражданской войны, после конфискации Йорк-хауса; остальные книги распродали с аукциона спустя несколько лет, когда сын Джорджа Вилльерса, второй герцог Бекингемский, роялист, бедствовал в изгнании в Голландии. Но по записям в этих каталогах невозможно было определить, продавал ли Пикванс подлинные тома, украденные из библиотеки Бекингема.

С бьющимся сердцем я смотрел на множество названий из коллекции Йорк-хауса. Мы жили в эпоху исключительно разборчивого и тонкого вкуса, эпоху эстетов и коллекционеров, подобных Бекингему и покойному королю Карлу, но это был и век ужасных осквернений. Сколько сокровищ помимо коллекций Бекингема пришлось утратить Англии из-за наших войн? Из-за пуритан и их суеверного фанатизма. Пусть Кромвель и его войска не уничтожали произведения искусства — не обезглавливали статуи и не швыряли картины Рубенса в Темзу, — зато они продавали их за бесценок агентам короля Испании и кардинала Мазарини, а возможно даже — и неразборчивым в средствах торговцам вроде доктора Пикванса. Я заметил, что многие книги, значащиеся в каталогах Пикванса, поступили из аукционных залов Антверпена, который в последние несколько десятилетий стал центром распродаж по сниженных ценам, где алчным правителям Европы продавали добро, награбленное в многочисленных европейских войнах. Приступив к изучению очередного каталога, я пал духом, представив всю сложность порученного мне задания. Как смогу я отыскать «Лабиринт мира» в таком бесчисленном множестве украденных книг?

Одним из первых я просмотрел каталог вчерашнего аукциона, где обнаружил упоминание о книге Агриппы, с указанием моей собственной фамилии. Magishe Werke, судя по записи, изначально происходила из венского собрания Антона Шварца фон Штайнера. Но сейчас меня больше интересовал его предпоследний собственник, то есть тот, кто предложил его на аукцион Пикванса. Раньше мне не приходилось слышать имя этого человека: Генри Монбоддо. Оставалось совершенно неясным, как эта книга попала от фон Штайнера к Монбоддо, и, следовательно, невозможно было узнать, каким путем Монбоддо приобрел эту книгу, — в любом случае ее мог привезти в Англию сэр Амброз Плессингтон, а уж потом ее украли из библиотеки Понтифик-Холла. Единственной зацепкой для установления личности Монбоддо являлся адрес его дома в Хантингдоншире, указанный в каталоге. Правда, не было никаких сведений относительно того, жив ли этот Монбоддо или уже умер, что часто бывало при распродажах личных библиотек. Я записал его имя и адрес на клочке бумаги и продолжил просмотр остальных каталогов, тщетно выискивая еще какие-то книги, которые он или его наследники предлагали для продажи.

Но это издание Агриппы и даже сам таинственный Генри Монбоддо имели скорее побочное отношение к моим поискам. Я вернулся к самому раннему каталогу, с описью 1651 года, и начал продвигаться вперед, от аукциона к аукциону, год за годом, стараясь не пропустить знакомое имя или название, которое могло привести меня к Понтифик-Холлу. Время тянулось медленно. Только около четырех часов дня я добрался до последнего каталога, до описи того аукциона, что состоялся всего четыре месяца назад:

Catalogus Variorum et Insignium Librorum Selectissimae Bibliothecae,

что в переводе с латинского означало:

Каталог представляет широкий выбор древних и современных английских и французских книг по теологии, истории и философии.

Аукцион этот проводился в «Золотом роге» недавно, 21 марта, и список изданий почти не отличался от всех остальных аукционов. Пробежав пальцем по строчкам одной страницы, я перевернул ее и начал так же читать следующую. В глазах у меня чуть ли уже не двоилось. Я так плохо соображал от усталости, что когда дошел до этой строчки — почти в самом конце каталога, — она не вызвала у меня ни удивления, ни потрясения, и мне пришлось прочесть ее несколько раз, прежде чем до меня дошла ее суть: Labyrinthus mundi, или «Лабиринт мира». Фрагмент. Сочинение оккультной философии, приписываемое Гермесу Трисмегисту. Латинский перевод греческого источника. 14 рукописных страниц прекраснейшего пергамена. Переплет в стиле арабесок. В отличном состоянии. Время издания и источник неизвестны.