Третье яблоко Ньютона - Ольга Славина Страница 48

Оставив на столе недопитую чашку и затушив едва начатую сигарету, она еще раз расчесала вчерашние локоны, сегодня неряшливо обрамлявшие лицо, подняла волосы кверху и заколола их перламутровым гребнем. А что? Красиво и небрежно… Что бы такое надеть? Воскресенье, он сегодня уезжает. Хорошо бы, чтобы он ничего не сказал про прошлую ночь. Он не должен сказать. Он чувствует все точно так же, как и она. Так, что бы надеть? Она уверена в нем. Воскресенье, он сегодня уезжает. Надо взять себя в руки. Так что же все-таки надеть? Да, но он сегодня уезжает. Сегодня воскресенье. К этому лучше всего подойдет простая черно-белая ковбойка с джинсами, но с черным нарядным кардиганом. А рукава кардигана надо подтянуть до локтя, вот так. И туфли на каблуке червячком, kitten hill. Когда такие туфли надеваешь, сразу походка как у кошки становится. Красиво… А волосы лежат низким свободным пучком, едва схваченным гребнем, и из него выбиваются небрежные пряди… А не сошла ли она с ума? Хороший вопрос. С другой стороны, а что такого? Ну, сошла. Тоже мне, диво. А кто разумен?

В отключенном от реальности состоянии Варя заехала в «Дом книги» на Новом Арбате и купила своему Мэтью в подарок роман «Мастер и Маргарита» на английском языке в редакции и с предисловием Майкла Гленни.

— Доброе утро, как спалось? — были их первыми словами, когда Мэтью подошел к ее столику, а Варя подняла на него глаза.

Она улыбнулась. Их глаза были языком проникновения друг в друга, они общались взором, и эта связь была пронзительно крепкой, а язык общения — удивительно точным.

Варя протянула Мэтью книгу. Они смотрели друг на друга. Официантка подошла именно в этот момент поменять Варину пепельницу.

— Что это? Подарок мне? Когда ты успела? Право, не стоило…

— Стоило, стоило… Книга, наверное, единственный подарок, который воспитанная девушка может позволить себе подарить мужчине. Тем более сравнительно малознакомому.

— С этим я полностью согласен. Это про что? Ах, да, ты вчера же мне рассказывала про сатану на Патрихаршим… как правильно? На Патриарших pond. Спасибо. Ха! Предисловие и редакция Michaеl Glenny, [34]никогда его не любил, but he is considered to be the best, его считают у нас лучшим.

— Тебе не только сатирическая линия понравится. Помнишь, мы в Третьяковке стояли перед картиной Иванова «Явление Христа народу». Ты сказал тогда, что нельзя было изображать Пилата и Иуду такими простолюдинами. Без них миссия Христа осталась бы невыполненной, и они очень хорошо сознавали, что делали. Помнишь? Сюжетная линия про Христа тебе тоже тут, уверена, понравится. Короче, читай, получишь истинное удовольствие.

— Начну читать, как только сяду в самолет. Ну что, за работу?

Они работали весь день, пока не пришло время отъезда Мэтью в аэропорт. Варя оплатила его счет за гостиницу, он поцеловал ее в щеку и сел в машину. Она села в другую. Он направлялся в свою страну, Варя оставалась в своей. Мэтью думал о том, что вообще-то каждый нормальный адвокат на его месте теперь должен был бы передать Варин кейс кому-то еще. Но он ведь всегда гордился именно своим умением и бесстрашием преодолевать границы дозволенного. Да, у него, как и у каждого нормального адвоката, всегда было табу на личные отношения с клиентом. А вот прошлой ночью он преодолел и эту условность. Это лишь новая ступень в воспитании чувств и беспрецедентное познание мира своего клиента. Точнее… это особый, тайный прецедент Дарси. Его защита теперь будет безупречной. Он обязательно дойдет до Палаты лордов.

Сев в самолет и пристегнувшись ремнями, Мэтью раскрыл книгу. Варя так занятно рассказывала об этом романе. Как приятно пахнут новые книжки. И предисловие Майкла Гленни… Но, с точки зрения его, Мэтью, эстетических стандартов, лучшего редактора, чем Джулиан Феллоуз, нет. Непревзойденный манипулятор словом, умеющий так красиво и захватывающе упаковывать в блестящую языковую стилистику достаточно ординарное содержание и почти полное отсутствие оригинальной мысли. [35]Только истинные английские снобы умеют так великолепно владеть словом и выражать им все, что угодно. Джулиану Феллоузу не писателем или сценаристом надо было бы быть, а переводчиком. Бесподобный интерпретатор. Только где набрать авторов, достойных таких интерпретаций…

«What’s in a name? That which we call a rose

By any other name would smell as sweet». [36]

Romeo and Juliet (II, ii, 1–2)

Штаб-квартира Интеллидженс Сервис (МИ-6).

Воксхолл Кросс, Лондон

Начальник Директората Джулиан Филбоуз стоял у окна своего кабинета и смотрел на Воксхолл-бридж и переполненную по весне Темзу. Вода даже после месяца очищения талыми водами и непрекращающимися английскими дождями не утратила своего мутно-асфальтового, грязного цвета. Вода катилась, съеживаясь от пронизывающего ветра в маленькие волны, те беспорядочно толкались, накатывали друг на дружку, чтобы в конце концов рано или поздно разбиться мелкими барашками о каменные парапеты, мимо которых под дождем шли люди. Оконное стекло кабинета было усеяно дождевыми каплями и мелкими струйками, сползавшими извивами, как червячки. Джулиан физически ощущал промозглость лондонского апрельского дня и тяжесть низко нависшего над городом неба цвета цинка. Действительно, погода никогда не бывает хорошей.

«Опять меряемся силами с Лэнгли. Это у нас в крови. Воспроизводим и закрепляем традиции, цементирующие самоидентификацию нации. Конечно, хромоногому старику Каммингу [37]было легче, в его время будущий развал Британской империи еще только маячил на отдаленном историческом горизонте. Еще казалось, что грядущая Первая мировая война, в которой будут востребованы ресурсы наших колоний, наш флот, наша стойкость, все поправит. Камминга подпирала эта мощь. Расцвет британской дипломатии времен Антанты нес его по пути задуманного. „Си“ только поставлял информацию, а дальше за него работала империя. Теперь все по-другому. Но все-таки совершенно правильно, что мы теперь в составе Министерства иностранных дел. Это только в оперативном плане является прикрытием, кстати, крайне эффективным. А в философском смысле мы стали одной из опор, практически главной опорой, британской дипломатии. Что бы ни происходило с нашей страной, как бы ни конкурировал с нами весь мир, все эти японцы, китайцы с их ширпотребом, америки и россии с их ресурсами, мы всегда держались и будем держаться на власти нашей британской имперской дипломатии. Эта власть всегда останется глобальной, всепроникающей и невидимой. И поэтому она не только неуязвима, но и эстетически прекрасна». [38]