Полукровка. Крест обретенный - Андрей Константинов Страница 48

— О, нет! — ответил ей слаженный мужской хор, и машина помчалась еще веселее.

— Ибо все это и являлось частью обширного плана господина Перельмана, служащего не только на благо своего старшего компаньона, кстати, весьма почтенного и добропорядочного юриста, но и некоей конторы «Золотой рассвет», специализирующейся на доверительном управлении имуществом, — пояснил Шарен. — Именно там и был написан весь сценарий — сначала отсечь вас, а потом упрятать в психушку этого ненормального и самим наложить лапу на наследство. Они вошли в доверие к нему, заставили поверить, что действуют исключительно за комиссионные, всячески демонстрировали ему отчеты о проделанной работе, заставляли подписывать груды бумаг, смысл которых он не всегда понимал. В том числе — подсунули и бумагу, по которой поверенным в его делах становится человек из их конторы. После того как его обвинили бы в преступлении и из-за недееспособности поместили бы в психушку до выздоровления, представляете, как они могли порулить его хозяйством? Эта схема была опробована ими как минимум в трех случаях и всегда действовала безотказно. Но прокол случился лишь сейчас — зря они связались с армянами. К тому же с русскими армянами.

— И что теперь? Их арестуют, как мошенников?

— Боюсь, сделать это будет трудновато — разве что граф подаст иск. Но есть еще такое понятие как репутация. Им придется отказаться от подобных афер, пока этот инцидент не забудется, а это произойдет не скоро. Но вот у тех двоих мерзавцев шансы провести за решеткой ближайшие лет пять, не меньше — весьма высоки. Особенно у русского. Благодаря Сергею в полиции уже знают, что он въехал во Францию по поддельным документам. За это у нас полагается очень серьезное наказание…

Они приближались к Бурбоннэ. Рыжие скалы выглядывали из пышной зелени, небо сияло безупречной голубизной, яркое солнце освещало крошечные деревушки, лепившиеся на скалах. В воздухе пахло дягилем и дроком.

— Как в Армении, — вдруг тихо произнес Дарецан.

— А вы там были? — в один голос ахнули Самсут и Габузов.

— Да, я специально ездил туда пять лет назад, но, к сожалению, был только в турецкой части.

— И Арарат видели?

— Да, стоял у подножья.

Он умолк ненадолго, и все уважительно ждали продолжения.

— Незабываемое ощущение. Словно бы прикоснулся к вечности — и одновременно к живому истоку. Знаете, после этой поездки я стал как-то мягче к людям, стал мудрее, что ли. Честно признаться, и в нашу авантюру ввязался отчасти из-за того, что предстояло путешествие в Овернь — эти места мне ужасно напоминают Армению. Даже созвучие какое-то странное есть в названиях. Да и люди здесь так же суровы и так же сотворены по образу и подобию земли.

— Ну, да, — вмешался Шарен, — еще не так давно овернцы решали свои споры с помощью дубинки, но при этом всегда предпочитали бить по голове, а не по ногам: головы здесь крепкие, а вот со сломанной ногой не выживешь.

— Да, чтобы выжить в этих краях, требуется большое упорство, нужен твердый, неуступчивый, честный характер. Овернцы именно такие, и поэтому очень близки мне. Помните песню Брассенса? — неожиданно спросил Дерецан и тут же запел:

Elle est а toi, cette chanson,Toi l’auvergnais, qui sans faзon 26…

— Красивая песня. Я тоже очень люблю ее, — подхватил Шарен.

— Овернцы — они словно наше европейское отражение, — вернулся к прерванной и, видимо, излюбленной теме Дереник. — Я рад, что снова побывал здесь, хотя и по не очень приятному поводу.

— Но ведь теперь все хорошо, — улыбнулась Самсут и почти бессознательно прижалась к твердому плечу рядом.

— А вот мне не довелось побывать в Армении, — снова вмешался Шарен, — но у меня есть одно любимое стихотворение неизвестного трубадура тринадцатого века об Оверни, и когда я повторяю его, мне всегда кажется, что это сказано об Армении:

«О, бедная страна моя, я обошел твои горы, твои скудные равнины, я созерцал небо в твоих ручьях, и сегодня я клянусь тебе: ты моя мать, и я тебя почитаю, ты любовь моя, и я трепещу пред тобою…»

— Ты любовь моя, и я трепещу пред тобою… — в унисон повторили Самсут и Габузов.

Сразу по возвращению из Оверни Самсут закрутило в таком бешеном вихре восторгов и поздравлений, в котором не то что поговорить, но даже подумать о чем-либо было невозможно. После предъявления ей Шареном всех неоспоримых документов, касающихся наследства, она совсем потеряла голову — но не от счастья, а от того, что все никак не могла представить себя в роли миллионерши. Получается, всё оказалось правдой. Но кто же все-таки тот неведомый питерский незнакомец? Где он? Откуда он узнал? И, по большому счету, какую-то часть наследства обязательно надо отдать ему, ибо без него Самсут не оказалась бы в Европе, и не потянулась бы эта причудливая ниточка ее приключений, приведшая, в конце концов, в Париж. Разумеется, Самсут было не жалко денег, но все же оставался какой-то неприятный осадок недоговоренности и нечестности, и эта червоточинка отравляла ей радость освобождения и перспективы дальнейшей, и без того непонятной, жизни.

Вплоть до открытия наследства Шарен предложил ей снять на свои деньги отличный номер, но Самсут решительно отказалась — ей приятней и проще было оставаться у Габриэль. Которая, помимо любви к армянской истории и культуре, оказалась еще и большой любительницей крыс.

— …А ты знаешь, что борьба человечества с крысами первыми безнадежно проиграна? — первым делом огорошила она ее брутальным вопросом.

— То есть как?

— А так, что никто никогда их не вытравит. И после ядерной катастрофы останутся только они и тараканы.

— Брр, — поежилась Самсут, при этом все же не забывая гладить Беттину по мягкой шерстке.

— И это справедливо! — с жаром продолжила неистовая квартеронка. — Они же умницы, красавицы. Правда, алкоголики.

— То есть?…

— В прямом смысле. Если хоть раз попробовали — все! У меня кобель был — попробовал кларета как-то и пропал. Так и спился. Так что, смотри, у твоей-то как с этим? Она ведь из замковых подвалов, там всегда полно бочек с разными винами. Может быть, она к такому привыкла, что в России и днем с огнем не найдешь! — рассмеялась девушка.

Самсут даже расстроилась, но, осмотрев Беттину, Габриэль сказала, что крыса еще очень молода, и надавала Самсут уйму советов касательно того, как кормить и содержать, чего делать и чего не делать. Выяснилось, что непременно нужны перепелиные яйца и свежие веточки тамариска, не говоря уже о поилках, корзинках, колесах и прочем оборудовании. Самсут послушно купила все это, причем сама Беттина ничуть не удивилась произошедшей метаморфозе, а вполне освоилась в парижской квартире и бегала по ней, как по замку, в любую минуту откликаясь на имя.

В общем, Беттине было легко и весело, а вот на душе у ее хозяйки — тяжело и грустно. Самсут пугало будущее. Скоро сюда приедет мать, которая, конечно, не возьмет с собой Вана из каких-то там одной ей понятных педагогических соображений, а оставит мальчика у какой-нибудь подруги. Начнутся хождения по всяким официальным местам, репортажи, назойливые корреспонденты. Недаром Шарен уже несколько раз заговаривал о том, что неплохо бы заказать несколько платьев для официальных случаев. А девчонки, то и дело, словно случайно, затаскивали ее в какой-нибудь бутик. Но Самсут только привычно ужасалась ценам и побыстрей выходила на улицу.