Тайная книга Данте - Франческо Фьоретти Страница 49

— Так и есть! — воскликнул Бруно. — В Додоне есть дуб Зевса, под которым собирались жрецы. Они предсказывали будущее, слушая шелест листвы и наблюдая за полетом птиц. Уж не там ли теперь Новый Иерусалим? Это место действительно очень хорошо подходит для секретного убежища ковчега.

И они снова переписали получившиеся стихи:

Ты прячешься в одном, обнят двумя,

Которых ты несешь, и их крылами.

Ты отдыхал на Кипре или в Тире;

Теперь — в пещерах диких, потайных.

Что ищешь ты в горах, давно лежит

В долине у Додоны. И туда

Отправлюсь, понесу заветный камень,

А ты смотри: ответ ты сможешь дать?

Я тайну эту скрыл насколько смог.

Друзья не верили собственным глазам. Они взяли песни, терцины и слоги, на которые указывал числовой код трех самых загадочных отрывков поэмы, и получили строки, которые, несмотря на языковую смесь, были осмысленны и понятны. Вряд ли это простое совпадение! Какова вероятность того, что автор даже не подозревал об этом?

Они совершенно растерялись.

Потом они подумали о Бернаре. Уж он-то, наверное, сразу обо всем догадался. Скорее всего, он уже там, в долине Додоны, под тысячелетним дубом, через который сам Зевс говорил когда-то с древним оракулом.

Может быть, все дело было в ржаном хлебе, который он по случаю купил у пекаря на Корфу? Ведь известно, что, когда черствый ржаной хлеб переваривается в желудке, особенно если он изготовлен из злаков, пораженных грибом спорыньи, перед тобой предстают совершенно невероятные видения и реальность становится неотличима от вымысла. А может, всему виной была удивительная природа этих мест, населенных духами и неведомыми, таинственными силами? Здешние земли имеют пугающие названия, которыми заклинали местных духов и призраков подземного царства, дьявольских чудищ, тени ушедших предков. Хотя, вероятно, все объяснялось гораздо проще: он слишком переволновался. Ум его находился в состоянии крайнего возбуждения: за каждым углом ему чудились тайные знаки, в каждом рисунке, в каждой букве он искал какой-то особенный, скрытый смысл. Он и сам не знал почему, но эта поездка стала для него путешествием в загробное царство, подвигом инициации, прикосновением к тем самым основам себя самого, о существовании которых он уже позабыл, судьбоносной встречей с самим собой и с тайной мироздания.

Он смотрел на себя словно со стороны: казалось, будто он персонаж некой книги, который вдруг ни с того ни с сего встретился с собственным автором. Или, еще лучше, персонаж древнего эпоса, из тех историй, что были в библиотеке Ахмеда. Например, один из древнегреческих героев, который после встречи и разговора со случайным прохожим, будь то король или простой пастух, размышляя о словах незнакомца, вдруг улавливает в воздухе аромат какого-то неземного существа и понимает, что встретился с божеством, с таинственным духом, а может быть, и с самим автором, который вмешался в свой рассказ, приняв человеческий облик, чтобы спасти и уберечь героя от злых козней. А может быть, ему явилась сама богиня мудрости, которая способна принять любое обличье; ее-то нетрудно узнать: глаза у нее голубые, а взгляд до того прозрачный, словно смотришь с отвесной скалы на морское дно. Он был во власти странного, ниспосланного Богом вдохновения, все, что происходило с ним в этих краях, казалось ему наполненным особенным смыслом.

В Керкире он нашел отличного проводника, то был опытный и мудрый моряк по имени Спирос. Бернар захватил с собой сухого хлеба и воды, немного одежды, взял все оставшиеся деньги, флорентийский вексель на десять флоринов, лопату со съемным древком (предполагалось, что он ею воспользуется на поле сражения в Акре, однако тогда она по понятным причинам не пригодилась). На всех парусах он помчался к югу, затем сошел на берег на одном из островков неподалеку от побережья.

— Чтобы попасть вглубь материка, надо идти вверх против течения, — сказал Спирос. — Сначала еще немного пройти на юг, до Киммерийского мыса, — так мы дойдем до устья черной реки. Если бы сейчас было лето, я ни за что не взялся бы тебя сопровождать. В тех местах господствует малярия, местность сильно заболочена, а над болотами кружат тучи кровожадных комаров. Живыми мы бы точно оттуда не выбрались. Люди не хотят селиться на Фанарской равнине, девушки с окрестных холмов не примут ухаживаний даже самого богатого парня, что родом оттуда. А если вдруг какая-то несчастная ответит такому взаимностью, это означает лишь то, что ее семья слишком бедна. Жизнь там — сущий кошмар, на двух новорожденных приходится трое мертвых, даже непонятно, как они еще там не вымерли.

Если бы сейчас было лето, пришлось бы запасаться сухим коровьим навозом, чтобы жечь его и отгонять насекомых, но от болот все равно идут ядовитые испарения, а местная вода никуда не годится, так что это бы нас не спасло. Трава у них тоже сплошная отрава, ее используют, чтобы смазывать наконечники стрел, а еще есть дикие бобы: если такие съешь, то увидишь, как у тебя на потолке вверх ногами ходят зайцы, разодетые в одежды епископов. Но на наше счастье, зима уже близко, так что риска почти никакого. Остаются только грязевые оползни, которые вдруг сходят и могут похоронить тебя заживо, а еще полноводные реки, залившие всю равнину, да туман, такой густой, что, спустись он прямо сейчас, ты бы собственной руки не увидел.

Бернар решил, что грек набивает себе цену, надеясь выжать из него побольше. Он не придал его россказням особого значения и согласился на ту сумму, которую тот запросил. В десятых числах ноября море успокоилось, и они отправились в путь. Довольно скоро их лодка поравнялась с побережьем Эпира, они прошли вдоль и повернули налево. Скоро они оказались в бухте, откуда вошли в устье реки, берега которой сплошь поросли тростником. Вокруг стоял такой густой туман, что грозные очертания склонившихся ив казались огромными грифами, что пристроились на вершине скалы, подстерегая добычу.

— Как называется эта река? — спросил Бернар.

— Ахеронт, — ответил его проводник.

Бернар почувствовал, как по коже побежали мурашки.

— Как?

— Ты не ослышался, это Ахеронт, река в царстве мертвых. [63]

— Не знал, что она находится здесь…

— Мы поднимемся вверх по течению, пока не увидим Кокитос; он впадает в Ахеронт недалеко от озера Ахерузия. Там, у подошвы скалистого холма, на заре времен находился древнейший оракул: еще Гомер упоминает его в своей «Одиссее». Под холмом находилась колония Коринфа, который в древние времена назывался Эфира, поэтому и сам холм люди с давних времен привыкли называть именно так. К оракулу стремились со всей Эллады в надежде вновь встретиться с теми, кто покинул этот мир. У холма мы переночуем: я — в лодке, а ты — сам решай. Не хочется ступать на берег, где, как говорят, обитают духи. Я провожу тебя до этого места, дальше ты пойдешь один. Буду ждать тебя двенадцать дней, и, если ты не вернешься, знай, что на тринадцатое утро я отправлюсь в обратный путь.