Убить Хемингуэя - Крейг Макдоналд Страница 49

– Ты это к чему, Папа?

– Много лет назад я рассказал тебе, что у Гувера пропало свидетельство о рождении. И оно неожиданно всплыло, когда Гуверу исполнилось сорок три года. Так вот, я еще кое-что слышал. Я знаю, кто у Гувера были родители. Скажи ему об этом.

– Какая разница? Что такого в его родителях?

Хемингуэй улыбнулся:

– Ты передай Гуверу мои слова, а затем, если под этими полосатыми штанами есть яйца, ты задай этот вопрос ему. Спроси у Эдгара Гувера, кем были его родители, Криди. Так как, ты вынудишь меня опоздать на самолет? Если так, то я разболтаю про родословную Гувера международной прессе, которая сразу сбежится, когда кубинская полиция задержит меня за эту другую банановую республику.

Криди, физиономия которого стала пунцовой, отступил в сторону:

– Садись в этот проклятый самолет, Хемингуэй. Но ты прав – ты в самом деле не ведаешь, что ты сейчас сделал.

Хемингуэй прошел мимо него, поднялся по трапу и обернулся.

– Даже не пытайся организовать для меня какой-нибудь несчастный случай, агент, – крикнул Хемингуэй. – Если со мной что-нибудь случится, эта информация попадет к людям, куда более опасным, чем я. Я, пожалуй, уже сейчас могу назвать человека, который будет знать, как ее использовать с наиболее катастрофическими последствиями. – Хемингуэй одарил Криди своей фирменной улыбкой, наслаждаясь выражением лица агента ФБР. – Я всегда буду помнить, как ты только что выглядел, Криди, – сказал Хемингуэй.

– Мистер Гувер этого тоже не забудет, говнюк.

При этих словах улыбка с лица Хемингуэя исчезла.

Ни один художник не выносит реальности.

Ницше

Ричард воспользовался любовью Мэри к сладкому и принес ей коробку вишни в шоколаде, которой его снабдил тот человек. Конфеты уложили вдову на обе лопатки.

Слава богу. Несмотря на уверения, что Мэри не вспомнит свое признание и игрища с ружьем, Ричард все же ее немного опасался.

И еще другое было важно: он услышал признание Мэри, но поскольку она ничего не помнила – она наверняка будет все отрицать… Так что сенсационная бомба Ричарда была под большим вопросом. Он не мог не понимать, что ему придется вытаскивать это признание из нее без помощи зелья того человека…

И неизвестно что делать с Гектором Ласситером, который тоже слышал это признание Мэри.

Когда Ричард проверял, действительно ли Мэри заснула в своем кресле, он услышал грохот на кухне. Он пошел на шум и обнаружил горничную Мэри, мексиканку, валявшейся на кафельном полу. Женщина стащила две или три конфеты. У этой глупой храпящей суки весь рот был все еще в шоколаде.

Профессор посадил горничную за кухонный стул, пристроив ее голову на столе. Стер шоколад с губ. С этой целью смочил под краном тряпку. И неожиданно увидел на полочке над раковиной ключ – на том самом месте, куда старая сука положила ключ, которым, по ее собственным словам, воспользовался Папа, чтобы добраться до ружей.

Ричард схватил ключ, пробрался в кладовку и зажег свет.

Бог мой, сколько же там везде рукописей, писем и просто бумаг.

И на всех легко различимый почерк Папы или его знаменитой пишущей машинки.

Ричард начал копаться в бумагах и обнаружил, что это в основном разные варианты «Праздника, который всегда с тобой».

Но он также нашел пару писем, содержавших параграфы, по-новому освещавшие отдельные события в жизни Папы, – материал, за обладание которым его коллеги не пожалеют собственных яиц.

Ричард сунул письма под рубашку. Туда же последовали несколько страниц из «Праздника». Эти страницы повторялись в других вариантах, так что вряд ли их кто-то когда-нибудь хватится.

Там не было ничего, что помогло бы ему в карьере, но это был почерк Хемингуэя.

И вообще, если ему когда-нибудь понадобятся деньги, страницы можно будет продать за приличную сумму богатеньким коллекционерам через продавцов редких книг в Нью-Йорке или на аукционах.

И тут Ричард увидел его. Его освещал луч солнца из окна кладовки – подобно небесному лучу, появившемуся специально ради него. Ричард с трудом сглотнул. Это был тот самый момент. Он это чувствовал.

Рядом с машинкой Хема лежал напечатанный на ней рассказ.

Заголовок был не знаком профессору. Милостивый боже!

Ричард уселся в стоящее перед машинкой кресло, начисто забыв в этот момент, что Хемингуэй был знаменит тем, что писал и печатал стоя. Он взял стопку листков. Да, никакого сомнения, перед ним неизвестный рассказ Хемингуэя.

В некотором роде это было более крупное открытие, чем признание Мэри.

Он сразу же прочитал рассказ, захваченный ясной, великолепно краткой прозой Хемингуэя. Он наслаждался необычными, проникновенными, нежными мазками, которыми была выписана женщина, центральная фигура рассказа, молодая писательница, влюбившаяся в опытного прозаика, много старше ее по возрасту. Этим рассказ немного напомнил Ричарду Генри Джеймса с его «Уроком мастера». Он дочитал рассказ в полном ошеломлении.

Потрясающий… трогательный… это был ранний Хемингуэй.

Ричард надолго задумался. Он взял рукопись вместе с еще несколькими страницами из «Праздника» и письмами и сбежал по лестнице, чтобы спрятать все во взятой напрокат машине.

Вернувшись, Ричард запер кладовку и положил ключ на место. Взял коробку с отработавшими конфетами и пошел к реке Вуд. Там швырнул коробку в бурлящую воду.

Затем Ричард снова забрался на холм, решив попробовать разбудить Мэри. Надо будет сказать что-нибудь вроде: «Не позвать ли врача? Мне показалось, что вы потеряли сознание…»

Он думал о ближайших шагах, но мысли продолжали возвращаться к рассказу Хемингуэя. Он с нетерпением ждал, когда останется один. Тогда он сможет перечитать и изучить рассказ.

Гектор и Джимми стояли на густо заросшем соснами холме над Дозорным домом. Солнце стояло высоко над головой, в высокой траве шуршали змеи. Джимми достал очередную сигарету, и Гектор дал ему прикурить, выудив из кармана «Зиппо».

Гектор терпеть не мог заниматься наблюдением. Если бы он был один, то, по крайней мере, мог бы захватить с собой блокнот и заняться сочинительством, но в присутствии Джимми это было не совсем прилично. Джимми, будучи полицейским в отставке, спокойнее мирился с необходимостью наблюдения за домом. Это и было частью его бывшей работы, но, простояв более часа в лесу на холоде, он заметил:

– Вот об этой части моей работы я никогда не скучаю.

Гектор сказал:

– Я немного беспокоюсь, что Полсон бродит по дому, когда там только Мэри и горничная. Если он ее снова чем-нибудь не опоил, я не представляю себе, как…

Джимми передал Гектору свой бинокль: