Спецназ его императорского величества - Владимир Куницын Страница 49

Двести тысяч лучших солдат Европы, построенные в боевые колонны, будто огромные морские волны, сметающие все на пути, накатывались на крепость. Но разбиваясь, словно о скалу, раз за разом откатывались назад. И хотя высокие стены, умело выстроенные башни, гениально расположенные бойницы подошвенного и срединного ярусов играли немаловажную роль, неприступной крепость сделало беспримерное мужество ее защитников.

В России есть и будет немало дней славы русского оружия. Вполне заслуженные и объявленные таковыми в угоду власть предержащим. Но шестнадцатое августа восемьсот двенадцатого года – это не день славы. Это день спасения России. Это день командующего корпусом Раевского, генералов Неверовского, Паскевича и Скалона, всех офицеров, солдат и смоленских ополченцев, непоколебимо стоявших на Королевском бастионе, у Молоховских и Никольских ворот, на Топинской, Копытинской и Маховой башнях. Не имевших права отойти. И даже героически погибнуть, поскольку из всех прав, дарованных им когда-либо судьбой, в этот день у них осталось только одно – не пропустить Наполеона за Днепр. Что по сути своей означало спасти угодившие в ловушку русские армии, спасти Россию от разгрома в войне. И никто, кроме них, если не считать оставленного в резерве за рекой драгунского полка, не мог остановить французов.

Московский полк простоял весь день на развилке дорог в Петербургском предместье. Жаркая артиллерийская перестрелка, сопровождаемая россыпью сухих ружейных выстрелов, слышалась и у восточных, и у южных, и, конечно же, у западных стен крепости, где находился Королевский бастион. И только здесь у северной, примыкающей к Днепру стены, было тихо. Изредка из ворот выезжали подводы, как правило, пустые, еще реже экипажи. Сплошной поток мирных жителей, мешающий вчера вечером входить пехоте и артиллерии, иссяк. Война пришла в Смоленск; все его предместья, кроме Петербургского, расположенного на правом берегу, были захвачены неприятелем. Ядра и гранаты из наполеоновских орудий били по древним стенам. Сегодня город покидали те, кого задержали неотложные дела.

Роскошная белая карета выехала из Днепровских ворот и быстро понеслась по мосту, словно возница стремился нагнать уехавших вчера. У развилки экипаж вдруг снизил скорость, а затем и остановился. В открытом окошке показалось милое личико.

– Господин офицер, скажите…

Анна Огнинская, в девичестве Истомина, смотрела на майора Данилова, и на лице ее начало проступать изумление неожиданного узнавания.

– Это вы, князь… Николя… Как же вы изменились…

Она была права, он действительно изменился. Настолько сильно, что воспринял эту встречу, как само собой разумеющуюся. Неизбежную, поскольку куда же могут деваться друг от друга два человека на этой планете? Особенно, если один из них так часто думает о другом.

– Сколько лет…

Семь. Данилов знал это точно. Половина за границей – два года в полку и полтора – в доме у Ирэны. Затем еще полтора – в имении отца, где до усадьбы Истоминых нужно только реку переплыть. Потом еще два года службы в ставшем уже родным полку. Всего семь лет. Всего.

– А знаете, князь, я часто думала о вас…

Ах, вот как! Часто думала! За те полтора года, что Николай провел дома, она приезжала в имение отца девять раз. Но ни разу не прислала приглашение.

– Добрый день, графиня, – голос просто удивительно спокоен для человека, который столько лет не замечал других женщин, оставаясь верным юношеской мечте.

– Княгиня…

Да, конечно. Она вышла замуж за другого, только это не могло уложиться в его голове.

– Простите, Анна, когда мы виделись в последний раз, вы были еще графиней.

А еще и юной девушкой, но отнюдь не наивной, а точно знающей, что нужно в жизни. Неожиданно вышедшей замуж за сорокалетнего князя, невероятно богатого вдовца, самого завидного жениха во всей губернии.

– Ах, Николя, с тех пор столько воды утекло в Днепре…

И не только в Днепре. В Дунае, Немане, Березине, в прусской речке Алле, на берегу которой жила литовская девушка Ирэна. «Ты снимешь это заклятие сам! Тебе не понадобится помощь колдуньи». Давние слова юной целительницы четко всплыли в мозгу Николая. Он смотрел на ставшее еще более прекрасным лицо Анны, удивляясь тому, как эта женщина, которую он не успел толком рассмотреть, но странным образом сразу понявший, чем жила она все эти годы, отличается от того образа, что хранился в его душе.

– Да, княгиня, вы правы.

– Каким мужественным вы стали! Настоящий гусарский полковник!

– Я драгун, Анна, и еще даже не подполковник. Но вы совершенно правы в одном – мы стали другими.

Говоря это, Николай был абсолютно искренним. И хотя всего минуту назад он и представить не мог, что встреча с Анной не поднимет в душе нового урагана, – все действительно резко поменялось почти мгновенно. «Ты снимешь это заклятие сам». Нужен только случайный взгляд, мимолетная встреча с реальной женщиной, чтобы воспоминания перестали травить душу. И Данилов был совершенно честен, когда говорил, что изменился. И пусть это произошло несколько мгновений назад, но случилось именно так!

– С кем ты разговариваешь, душа моя? – раздался голос из кареты.

– Это друг моего детства князь Данилов. Мы не встречались много лет.

Из окна кареты показалось лицо вице-губернатора. Оценивающий взгляд устремился на майора. То, что он увидел, не очень понравилось князю Огнинскому. «А ведь ему часто так приходится смотреть на друзей жены, – подумал Николай, – что делать, если ты старше на двадцать три года?»

– Скажите, господин майор, – голос вице-губернатора был сух, – дороге на Дорогобуж французы еще не угрожают?

– Разумеется, нет! Русские войска самым надежнейшим образом защищают Смоленский тракт от неприятеля. Обеспечивая тем самым беспрепятственный проезд гражданских лиц, следующих по государственной надобности, – не удержался от легкой иронии Данилов.

– С удовольствием бы принял ваши заверения, если бы сейчас мы разговаривали в предместьях Варшавы, но не Смоленска! – парировал князь. И добавил, обращаясь к вознице:

– Трогай!

– Прощайте, Николя!

– Прощайте, княгиня!

Глядя вслед набирающей ход карете, Данилов вдруг подумал, что это была последняя ниточка, связывающая его с детством.

Ночью ему впервые приснилась Ирэна.

X

Поздним вечером атаки Наполеона прекратились, и Раевский облегченно вздохнул. Самому не верилось, что можно устоять, – а вот удержались. Солдаты, ополченцы с ног валились – откуда только силы брались воевать с раннего утра до самой темноты?

Ординарец Барклая де Толли передал распоряжение прибыть в штаб, расположенный на окраине Петербургского предместья. Армии вернулись к Смоленску, план Наполеона трещал по швам. Навязать генеральное сражение теперь он мог лишь в одном случае – взять Смоленск завтра до полудня. Иначе, уйдут русские, и опять эта опостылевшая гонка, арьергардные бои, засады.