Ваш ход, миссис Норидж - Елена Михалкова Страница 5

Миссис Олсопп говорила открыто, что Джудит отравили. А все потому, что ее распутный супруг пожелал закрутить интрижку со служанкой. Бедной Джудит даже пришлось запретить той ночевать в их доме, чтобы уберечь девицу от притязаний ее благоверного!

Теперь миссис Норидж сделалась яснее причина, заставившая Эффи Прист отправить к ней брата. Мастерица шляпных дел не могла рано или поздно не услышать от своих заказчиц, какие слухи ходят по городу.

В этом свете чашка, цветы и шали приобретали куда более зловещий смысл.

– Мистер Хэддок, простите, если мой вопрос покажется вам неуместным. Но вы уверены, что смерть Джудит Гринвич наступила в силу естественных причин?

Удивленный доктор снял очки, протер, вновь нацепил на нос и уставился на гувернантку.

– Абсолютно уверен, миссис Норидж. Я пользовал ее много лет и даже догадывался, что будет причиной смерти. И отец, и дед Джудит умерли от апоплексического удара, а она определенно пошла в ту родню. Обжорство, малоподвижность… К тому же у нее было больное сердце. После удара ее парализовало на три дня, затем она начала подниматься, но на седьмые сутки случился новый, и его она не пережила. Отчего вас это беспокоит?

– Кое-кто поговаривает, будто бы мистер Гринвич отравил свою супругу.

– В таких городках, как наш, всегда не хватает развлечений, – философски заметил доктор. – Я готов поставить на кон свою репутацию, что Барри тут ни при чем. Его не назовешь самым заботливым из мужей. Но обвинение в гибели жены – очевидная клевета. Вы, я вижу, хмуритесь?

– Я не вправе делиться подробностями, мистер Хэддок, но у меня такое чувство, будто кто-то решил довести Барри Гринвича до самоубийства. Тот, кто хорошо знал Джудит и ее привычки. Я бы заподозрила прислугу, но они с куда большим сочувствием относятся к мистеру Гринвичу, чем к его жене. Говоря начистоту, я не уверена, что они питали к ней хоть малейшую приязнь.

– Что ж, я тоже ее не питал, – сознался доктор. – Она была вздорная неумная женщина, третировавшая домашних. Впрочем, ее муж, кажется, ухитрялся сохранять независимость.

– Неплохо бы ему теперь сохранить рассудок, – пробормотала миссис Норидж.

Неторопливо спускаясь по улице, гувернантка размышляла, кто мог желать зла Барри Гринвичу.

Для начала, старуха Олсопп. Разумеется, миссис Гринвич в свое время проболталась подруге, какого мнения о той ее супруг. Ах, женщины так неосторожны! Злопамятная миссис Олсопп могла затаить обиду, и у нее была возможность подстроить все, подкупив служанку или кухарку. «Однако Гвеннет Олсопп славится чудовищной скупостью. Неужели желание отомстить оказалось сильнее?»

Нельзя сбрасывать со счета и служанок, Мэри с Бернис. Барри Гринвич мог чем-то разгневать одну из них или обеих.

И Мэри, и Бернис сердиты на покойную хозяйку. Служанка убеждена, что та годами развлекалась, заставляя их выполнять нелепые прихоти. Бернис считает, что ей недостаточно платили, взваливая на нее впятеро больше работы, чем полагалось.

В конце концов, есть еще Эффи Прист. Правда, поразмыслив, миссис Норидж вынуждена была признать, что не может изобрести ни одного разумного объяснения, зачем бы шляпной мастерице понадобилось причинять вред своему брату. Она сама отправила его к гувернантке за помощью…

Нет, Эффи ни при чем.

«Кто бы это ни был, его можно поймать за руку лишь тогда, когда он в следующий раз решится на очередной жестокий розыгрыш».

В раздумьях миссис Норидж дошла до особняка Олсоппов и замедлила шаг, увидев цветущие за оградой мальвы. Брови ее поднялись. Мальвы хороши в буколическом пейзаже, а в городе их простодушие превращается в глупость. В них нет ни нежности, ни утонченности. А эти коричнево-серые листья, похожие на полинявшие тряпки! От человека, который сажает мальвы вместо роз, можно ожидать чего угодно.

Если старуха Олсопп подкупила кого-то из служанок, как это доказать?

И что делать с призраком, который видела в зеркале кухарка? Если и призрак – проделка того, кто принес букет, этот человек сильно рисковал: Бернис могла легко раскусить его фокус.

Нет, что-то здесь не так.

Миссис Норидж снова взглянула на мальвы, дернула плечом и пошла прочь.

Дорога привела ее к реке. Сильный ветер и ползущие с севера тучи сделали свое дело: гуляющих почти не было. Лишь на причале, где в воскресный день рыбаки торговали своим уловом, седоусый Паркс в темно-синем ганзейском свитере смолил перевернутую вверх дном старую посудину. Миссис Норидж, живя одна, всегда готовила себе сама, довольствуясь самой простой едой, и свежую рыбу она покупала именно у Паркса.

При виде гувернантки рыбак приподнял кепи и поклонился.

Они обменялись приличествующими случаю соображениями о погоде, но вместо того чтобы отойти, гувернантка неожиданно спросила:

– Скажите, мистер Паркс, вы умеете плавать?

– Утонуть, пожалуй, не утону, – взвешенно ответил старик, рассматривая ее слезящимися светло-голубыми глазами. В речи его отчетливо был слышен корнуэльский акцент. – А вот чтобы плыть – это вряд ли. Бултыхаться буду, как деревяшка. Уж не задумали ли вы утопить меня?

Он хрипло расхохотался собственной шутке.

– Только если вы вздумаете продать мне несвежую рыбу.

Старик крякнул.

– Э-э, нет! Река к нам добра, рыбы вдоволь. – Он суеверно поплевал через левое плечо.

– Добра она не ко всем, – вслух подумала миссис Норидж.

– Это вы о чем? Неужто кто утоп?

– Нет-нет! Мне рассказали, как одна женщина бросила с этого моста драгоценную брошь.

– А-а, так вот почему вы спросили, умею ли я плавать! Небось хотите нанять меня, чтобы я достал вам со дна ту побрякушку?

Рыбак подмигнул, показывая, что говорит не всерьез, и гувернантка невольно улыбнулась.

– Я не совершу такой глупости, мистер Паркс.

– Вот и правильно! А то придется потом искать тех, кто поднимет со дна старого Паркса. А я стою куда меньше той цацки, что зашвырнула туда миссис… как бишь ее?..

– Гринвич.

– Она самая. Память уж не та, что прежде. И золота здесь давно уже нет, его течением снесло. Может даже, в самый океан. Марот такое любит. Она частенько балуется.

Он говорил о реке с ласковой улыбкой, как о лошади или собаке.

– Не-ет, что упало в эти волны, то пропало. Надо же такому в голову взбрести! Выбросить золотую побрякушку!

– И с драгоценными камнями, – напомнила гувернантка.

Старик пощипал белоснежные усы.

– Когда той расфуфыренной даме вожжа попала под хвост, я как раз торговался с ее кухаркой. Вернее, она со мной. У Бернис хватка почище акульей! Уж если сомкнула зубы на твоей ноге, считай, скакать тебе одноногим. Стыдно сказать, но я был благодарен дамочке, решившей проучить мужа. Бернис так уставилась на нее, что забыла торговаться! – Паркс изумленно покачал головой, пораженный этим фактом больше, чем полетом золотой броши. – Чтобы Бернис да уступила кому-то то, что она считает своим! Странно, что небеса в тот день не опрокинулись.