Невидимая река - Эдриан Маккинти Страница 5

Пока он особо не проявлял себя, поэтому я решил не обращать внимания. Из-за вынужденных маневров я уже опаздывал.

Пришлось поднажать, в итоге я заявился в «Доланс» еле дыша.

«Доланс», наш местный паб, в шестнадцатом веке был постоялым двором. Низкие потолки, деревянные перекрытия, беленые стены, морская тематика у стойки бара, но главное место паба — огромный зал с камином внушительного размера, который изначально использовался для жарки мяса на вертеле. Огонь горел всегда, за исключением самых жарких летних дней, к каковым отнести сегодняшний было никак нельзя.

Я вошел. На часах было девять. Викторина в самом разгаре. Фейси злобно пробурчал: дескать, что так поздно? Джон улыбнулся и похлопал меня по спине.

— Как ты, дружище? — спросил он.

— Терпимо.

— Сегодня Фейси угощает, — сказал Джон.

Однако Фейси был слишком зол, чтобы купить мне выпить. Фейси вообще-то вполне добродушный малый, запасной форвард — нападающий — в регби, а им без истинного добродушия не стать. Из нас троих, кстати, Фейси был единственный, кто имел нормальную работу. Он служил в резерве Королевского ольстерского полицейского управления, КОПУ, на полной ставке, что означало где-то двенадцать рабочих дней в месяц. Джон тоже был копом, но резервистом на полставки, то есть бывал занят два-три дня в месяц. Заработок у него — просто слезы, поэтому ему разрешили попросить еще и пособие по безработице.

Я был единственным суперкопом в этой компании. Элита КОПУ. Детектив. Джону все ранги — до фонаря, но Фейси, безнадежно пытавшийся перейти из резерва в действующий отряд, всегда мне завидовал. В последние шесть месяцев, со времени моего увольнения, положение не то чтобы изменилось, но усложнилось.

Если представить, что я — Ленин в коме, тогда Фейси — Сталин, ставший во главе нашей группки; фактически это выражалось в том, что у него был карандаш во время игры и его можно было раскрутить на деньги. Он безуспешно пытался сменить имя нашей команды: хотел, чтобы «Свиньи» превратились в «Ищеек» — последнее ему казалось более возвышенным.

— Ты как насчет «Гиннесса»? — с нажимом спросил Джон — прозрачный намек в адрес Фейси.

— Отличная мысль, — ответил я, снимая свитер.

Фейси, окончательно вскипев, должен был все же ответить, черт бы его подрал!

— Из-за твоего опоздания мы могли потерять очко, — проворчал он, сощурив глаза. Это зрелище надо было видеть: Фейси, грузный, бледный, сидел на корточках, и суженные глаза придавали ему вид борца сумо, страдающего запором.

— Ты похож на борца сумо, страдающего запором, — не преминул заметить я вслух.

— А ты похож на типа, который чуть не наколол нас на сто двадцать фунтов. Чуть очко не потеряли, могли даже несколько! — огрызнулся Фейси.

— Так потеряли или нет? — спросил я.

— Не потеряли, но могли.

— Так не потеряли же.

— Но могли.

— Но не потеряли.

Тут вклинился Джон, дабы прервать эту сказку про белого бычка, грозившую стать бесконечной, и спросил, все ли благополучно прошло с девчонкой, которую мы встретили воскресной ночью.

— Ну, не особенно. Она оказалась несовершеннолетней.

— Да ты что?! Я слышал, в тюрьме за такое кастрируют, — ухмыльнулся Джон.

— Спасибо, Джон, утешил.

— Мне показалось, что у меня есть шанс: она с таким интересом слушала про то, как я ремонтировал свой «триумф»! Я развернул перед ней свою теорию под названием «Ты должен слиться с мотоциклом».

— Это она оценила. Сейчас, Джон, семнадцатилетние увлекаются Платоном, дзен-буддизмом и масляными насосами. К тому же ты ее угостил, или мне показалось?

— Полагаю, ты поведал ей о своей сногсшибательной теории касательно злодеев из фильмов про Бэтмена и американских президентов?

— Это вполне разумная теория, — сказал я, перед этим убедившись, что до Фейси наконец дошло, и он вроде бы сообразил, что пора купить нам выпивки.

— Два «Гиннесса», — заявил Джон.

Когда Фейси вернулся с тремя кружками пива, викторина пошла по-новому. У «Свиней» был единственный сильный противник — «Дети полка». Мы были полицейскими или бывшими полицейскими, а они — солдатами временной службы, так что у обеих команд была куча времени выучить все до мелочей. Клубная викторина включает шесть туров командных вопросов и пятиминутный блиц-раунд, перед началом и в конце которого звучит специальный сигнал. Сегодня в банке пятьдесят фунтов, но, насколько мы знали по опыту прошлой недели, на самом деле цифра будет приближаться к ста двадцати, то есть по сорок фунтов с каждого.

— Второй тур, — объявил в микрофон бессменный ведущий викторины Марти.

— Сколько у «Детей»? — спросил я у Фейси.

— Ш-ш-ш-ш, — прошипел он, готовясь записывать.

— Какая группа написала хит «Порочная любовь»?

— «Софт Си», — первым ответил я.

— Есть, — прошептал Фейси.

— У какого государства более протяженная береговая линия: у Японии или у Советского Союза? — спросил Марти.

— У России, — хором выдохнула наша команда.

Вопросы следовали один за другим. Мы завершили тур, Фейси поднял наши ответы. Мы получили десять из десяти. «Дети» показали такой же результат. Все остальные теперь в безнадежном ауте. По итогам шести раундов у нас было пятьдесят восемь очков, у «Детей» — пятьдесят девять, у третьей команды — тридцать пять.

Мы с Джоном вышли отлить. Я всегда ходил с ним — на тот случай, если по дороге вдруг подвернутся клёвые девки. С ним только выйди куда-нибудь! Фейси слишком приземист и похож на насильника. Джон же смотрится как надо: самодовольный высокий блондин, в ухе серьга, внушительная нижняя челюсть, цветастая рубашка, широченные плечи — одним словом, прямо младший — еще более глупый — брат великого футболиста Фабио. Однако он привлекал впечатлительных семнадцатилетних телок. Никому не удавалось выглядеть настолько непохожим на копа, как Джону: до того мастак подцепить девок, что в полиции ему редко что-либо поручали. Мы осмотрели бар изнутри и снаружи, но никто нам не подвернулся. Зашли в уборную облегчиться.

— Ну давай, Алекс, выкладывай, как жив-здоров, — сказал Джон, когда мы встали к писсуарам.

— Все о'кей.

— Нет, ну что в жизни-то происходит?

— Джон, не хочу выглядеть невоспитанным, но, видишь ли, момент, когда человек мочится, обычно не кажется ему подходящим для беседы.

— Правда? — удивился он.

— Вот такие маленькие условности и поддерживают целостность социума. Мы пытаемся построить цивилизованное общество, а твои разговоры у писсуаров вовсе этому не способствуют!

— В Белфасте каждый день взрываются бомбы, людей убивают, страну заполонил героин, в Дерри погромы… Я же просто интересуюсь, как у тебя дела, и ты это связываешь с тем, что весь Запад катится в преисподнюю? Интересный тезис, Александр Лоусон, вот только чем-то это все попахивает…