Последнее прости - Евгения Михайлова Страница 5

– Елки-палки, – пробормотала Катя, и почему-то ей стало легче. В конце концов все может оказаться недоразумением в этой истории с Милой, как-то все наладится в ее, Катиной, жизни, станет проще, яснее… Как? Кто это может знать наперед… А пока она идет под начинающими желтеть большими деревьями, ей в лицо ласково светит нежное солнце ранней осени, по улицам бродят и скачут радостные придурки, а до дома Олега всего-то осталось идти пятнадцать минут. Вдруг она позвонит, а ей откроет он, посмотрит своими синими глазами…

Ей открыл Стас.

– Здрасьте, – сказал он невыразительно и не сразу пригласил ее войти.

– Извини, что я без звонка, просто была недалеко, подумала, может, сумею чем-то помочь…

– Значит, он вам рассказал – Стас смотрел на нее совсем без выражения, что, конечно, тоже было выражением.

– Олег сказал мне, что Мила умерла. Прими мои соболезнования.

– Принял. А про то, что нас в убийстве подозревают, сказал?

– Ну, что-то такое говорил, я толком не поняла… Есть предположение… Так?

– Типа мама не умерла, а убили ее. Мы, что ли… Вы решили, что отец уже в тюрьме? Не. Его отпустили под подписку о невыезде. И я под такой же подпиской. И все, кто к нам заходил. Вас, случайно, не вызывали?

– Нет. Я была у вас один раз, довольно давно, если помнишь.

– Да мне че? Мне откуда знать, сколько вы были и когда. Мне отец не докладывал. Следакам и расскажете.

– Так. Ты явно считаешь, что я не должна была сюда приходить. Прости, я действительно хотела помочь. Ты уверен, что ничего не нужно?

– Уверен. Батя сам все сделает. У него время освободилось: за мамой не надо больше ухаживать.

– Понятно. У тебя нет причины так со мной разговаривать, но это неважно. Я пойду. – Катя повернулась к двери.

– Точно нет причины? – вопрос прозвучал как удар в спину.

Она повернулась и прямо посмотрела в темные глаза Стаса:

– Понимаешь, если одному человеку не нравится другой, то это еще не повод для того, чтобы его обижать. Это проблема первого человека. Я, честно говоря, знаю о тебе так же мало, как и ты обо мне. И поэтому не делаю никаких выводов. Просто у нас не состоялся разговор. Пока.

– Чао. А я что, вас обижал? А кто сказал, что вы мне не нравитесь? Очень даже нравитесь. Как женщина. Ну, бате, конечно, больше, он вас лучше знает…

Катя почувствовала, что сейчас ударит его или зарыдает. Или то и другое. Она выскочила из квартиры, выбежала из подъезда и бросилась домой прятаться от чужих и недобрых глаз, отмываться от незаслуженной враждебности, отбиваться от страха за Олега, себя, Игоря, от мысли о собственной вине… В прихожей она опустилась на пол и застонала, закрыв рот ладонью. До нее наконец окончательно дошло, что их с Олегом тайна не была тайной вовсе, а сейчас… Сейчас это вообще тема для милицейского протокола. Что дальше? Реакция Игоря, ненависть Стаса… «Точно нет причины?» А вдруг…

Надежда все утро простояла у окна. Вздрагивала, когда во двор въезжала черная машина, всматривалась, вздыхала то ли разочарованно, то ли облегченно. Это машина не Олега. А с чего она, интересно, взяла, что он может приехать? Да ни с чего. Просто вата в голове. Она заставила себя пойти в ванную, налить в ведро горячей воды, добавить стиральный порошок, замочить чистую, высушенную тряпку и принялась мыть пол. Даже на этом обыденном занятии сосредоточиться не удалось. Тряпка казалась то слишком мокрой, то слишком сухой, в результате Надя, попятившись, опрокинула ведро с мыльной водой, поскользнулась, шлепнулась в лужу и, не вставая, пригорюнилась, как Аленушка у пруда. Когда позвонил телефон, она застыла. Голубые глаза расширились от ужаса, рот приоткрылся. Трубку взяла мокрой, дрожащей рукой.

– Надежда Николаевна Осипова? Вас беспокоит следователь отдела по расследованию убийств. Земцов Вячеслав. Вы можете сейчас говорить?

– Да.

– Я хотел бы с вами встретиться по поводу обстоятельств смерти Людмилы Калининой. Вы можете к нам подъехать?

– Да. Когда?

– Сегодня, завтра… Когда вам удобно?

– Завтра. А что я могу сказать?

– Насколько я знаю, вы помогали мужу Калининой ухаживать за ней. Приходили к ним, лекарства давали, уколы делали… Вот об этом.

– Хорошо. Куда?

– Запишите…

Потом Надежда долго стояла на коленях возле журнального столика и смотрела на бумажку с адресом. Мысли ворочались в голове тяжело и больно. Ее что, подозревают? В убийстве? Стас сказал, их всех подозревают в убийстве. Она даже не знает, вернулся ли оттуда Олег. Может, он что-то такое им рассказал, из-за чего они решили, что она… Что у нее есть мотив? Неужели он мог так сказать о ней? Что Олег вообще мог о ней сказать? Может, просто, что она помогала… Тогда это формальность.

…В тот день они получили дипломы педагогического института – учительницы начальных классов. Две неразлучные подружки – Мила и Надя. Худенькие, одинакового роста, с неяркими, правильными чертами лиц – они идеально дополняли друг друга. Мила – темноволосая, с темно-карими глазами, Надя – голубоглазая блондинка. Им было очень интересно вместе. Они увлекались пением, игрой на гитаре, гимнастикой, походами, плаванием. Им нравились одни и те же фильмы, одни актеры, одни книги. Ребята, в принципе, тоже нравились одинаковые – спортивные, веселые, чтоб не совсем «ботаники» и вовсе не «качки». Чтоб поговорить было о чем, без хамства, пьянства, наркотиков… Не такие уж страшные требования, но… с выбором как-то было туговато. Но они никуда не спешили, в омут не бросались, обсуждали друг с другом каждая свой небольшой роман, без сожаления расставались с парнями, как только что-то шло не так… Они обе были достаточно цельными, серьезными, рассудительными девушками. Повторяли друг другу, что не «в деньгах счастье» и что «лучше одной, чем с кем попало». Они ждали…

Получение дипломов отмечали на даче у сокурсницы. Веселье уже было в разгаре, когда Мила оттащила Надю на террасу и сказала:

– Слушай, сейчас сюда приедет один парень. Мы недавно познакомились. Он военную академию закончил. Я не говорила тебе, потому что… Надюха, я не думала, что он мне перезвонит. Парень просто обалденный. Если честно, я по уши… Он позвонил, что уже недалеко отсюда.

Надя с изумлением смотрела на взволнованную подругу. Никогда не видела ее такой. Ей даже обидно стало, как будто ей дали отставку.

– Ты что, – потянула ее за руку Мила. – Расстроилась? Надь, мы всегда дружить будем. Что бы и как бы не… Поняла?

– Ну, не дура же, – улыбнулась Надя.

Он приехал минут через сорок. Вошел в комнату вместе с Милой… Надя будет помнить эту минуту всю жизнь, до самой, как говорится, березки. Вошел царевич из ее детских сказок, девчачьих грез, женского томления. Это она должна была встретить Олега, а он Милу за руку держал. Мила подвела его к ней, сказала: