Синдром жертвы - Чингиз Абдуллаев Страница 5

Остроумный, начитанный, общительный и галантный молодой руководитель нравился почти всем сотрудницам института. Правда, по институту ходили какие-то слухи о якобы происшедшем инциденте между Вениамином Борисовичем и уволившейся много лет назад лаборанткой. Но, возможно, это были только слухи, так как почти каждая из сотрудниц института, замужняя или разведенная, девица или женщина в годах, тайно симпатизировала Вениамину Борисовичу и уж наверняка не стала бы отказывать ему в подобных «мелочах». Но, к огромному огорчению женской половины института, составляющей больше трех четвертей всего коллектива, он вел себя на работе безупречно, не давая никаких поводов возможным сплетням или пересудам. Более того, в своих секретарях он оставил Пелагею Савельевну, которой несколько лет назад исполнилось шестьдесят, и не собирался менять ее на более молодую и симпатичную. Может, поэтому его так любили и уважали все женщины института. Наверняка у такого мужчины была подруга, с которой он встречался и которую не хотел афишировать перед сослуживцами.

Через некоторое время все предположения подтвердились. Две сотрудницы института увидели своего директора, ужинавшего в ресторане в компании взрослой женщины. На вид ей было больше сорока, но фигура подтянутая и лицо вполне миловидное. Сотрудницы уверяли, что она даже была в чем-то похожа на самого Вениамина Борисовича.

Никто ведь не знал, что это старшая сестра Вениамина – Полина, которая приехала из Сирии, где проживала со своим супругом Марленом Погосяном, чтобы посетить могилу матери и повидаться с братом. И хотя на следующий день она улетела, теперь весь институт знал, что у их директора есть женщина, которую он любит, но по неизвестным причинам не хочет показывать. Подобная таинственность придавала Вениамину Борисовичу еще больше шарма. А он после отъезда Полины уже вовсю планировал новое убийство, понимая, что не только не может, но и не хочет останавливаться. Но на этот раз он выбрал в качестве площадки для своих ритуальных действий соседнюю южную республику.

На Московский вокзал они прибыли утром на «Красной стреле». Их уже ждали. Два автомобиля сразу отправились в Следственный комитет, чтобы провести там первое импровизированное совещание. В своем кабинете их принял Таир Сабитов, следователь по особо важным делам, который вел расследование убийства Мирры Богуславской. Здесь же присутствовал подполковник Кокоулин, возглавлявший оперативную группу от УВД города. Сабитов был невысокого роста, темноволосый, чисто выбритый, с перебитым носом – очевидно, в молодости занимался боксом. Михаил Ильич Кокоулин, напротив, – высокий, широкоплечий мужчина, с зычным голосом и крупными чертами лица. Он был родом из Якутска и приехал в Санкт-Петербург еще двадцать восемь лет назад поступать на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. После окончания получил направление в милицию и проработал там почти четверть века, пройдя путь от сотрудника уголовного розыска до руководителя отдела.

Трое гостей уселись напротив Сабитова и Кокоулина, словно собираясь сыграть неизвестную партию, разыгрываемую обеими командами – «гостей» и «местных».

– Нам только вчера вечером сообщили, что вы приезжаете, – начал Сабитов, – но мы подготовили все материалы по делу о нападении на Богуславскую. Здесь у меня три папки с подробными материалами.

– Следствие уже закрыто? – спросил Резунов.

– Приостановлено, – пояснил Сабитов. – Мы работали достаточно интенсивно четыре месяца. Опросили всех возможных свидетелей на месте происшествия, всех знакомых погибшей, провели целый ряд экспертиз, но все безрезультатно. Постепенно пришли к выводу, что это залетный гость, не из местных. Во всяком случае, не из Павловска, где произошло убийство; там мы проверили буквально каждого.

– Мы сможем проехать на место происшествия? – поинтересовался Дронго.

– Машины нас ждут, – ответил Сабитов. – Но ведь прошел почти год... Не знаю, что еще там можно найти.

– У вас есть карта Павловска?

Сабитов взглянул на Кокоулина. Тот подвинул к себе одну из папок, достал карту и развернул ее перед гостями.

– Вот здесь мы нашли погибшую, – место было помечено крестиком, – между Пиль-башней и мавзолеем, – пояснил подполковник. – Здесь туристы обычно не ходят. Они обычно осматривают так называемые «Двенадцать дорожек», потом идут параллельно молочне мимо вольера к Павловскому дворцу. Дорога немного сворачивает направо, в сторону Павильона трех граций и колоннады Аполлона, так что попасть туда можно, обходя дворцовый комплекс.

– И где эта дорога заканчивается? – уточнил Гуртуев.

– У железнодорожного вокзала, – пояснил Кокоулин и заметил, как выразительно переглянулись гости.

– Тот же почерк, – тихо проговорил Резунов.

– Что вы сказали? – не понял Сабитов.

– У нас есть похожие преступления, – объяснил полковник.

– Я был уверен, что он себя еще проявит, – сказал следователь. – Слишком хорошо все было продумано. Это не спонтанное нападение, убийца готовился к преступлению.

– Почему вы так уверены? – с любопытством спросил Дронго.

– Павловский дворец обычно работает по субботам и воскресеньям, но закрыт в пятницу, когда почти не бывает туристов, – начал Сабитов. – А преступление было совершено именно в пятницу. Дальше. Именно в эту пятницу проводился семинар для сотрудников Павловского музея, и погибшая была в Павловске. Одна из ее коллег вспомнила, что она должна была встретиться с каким-то гостем, который обещал привезти новые книги по творчеству Камерона. И именно в пятницу.

– Интересно, – задумчиво произнес Дронго, – получается, что наш убийца был исключительно образованным человеком, если знал, что Павловский ансамбль в течение двадцати лет возводил Чарльз Камерон.

На этот раз переглянулись Сабитов и Кокоулин.

– Простите, – не выдержал Сабитов, – откуда вы знаете о Камероне? Обычно посетителям рассказывают о Росси и Кваренги. Не очень многие знают, что главным архитектором Павловска был именно Камерон.

– Вы считаете, что опытный криминалист не должен знать ничего, кроме своей работы? – улыбнувшись, вмешался в разговор Гуртуев.

– Конечно, нет. Но про Камерона не знают даже многие местные жители, – ответил Сабитов.

– А ваш убийца знал, – напомнил Дронго. – Значит, человек не просто начитанный, а еще неплохо разбирающийся в архитектуре – если это, конечно, он. Что касается Камерона... Дело в том, что в детстве родители часто привозили меня в Павловск. Мы дружили с семьей одного известного ленинградского адвоката, супруга которого была искусствоведом. Вот ее лекции я и запомнил на всю жизнь. А потом много читал. Между прочим, кроме Росси и Кваренги, там еще успели поработать архитекторы Воронихин и Тома де Томон.

– Хотите ошеломить нас своим интеллектом? – пошутил Сабитов.

– Нет, просто подумал, что мы обязаны обратить внимание на его знание Камерона. Что-нибудь еще?