Камин для Снегурочки - Дарья Донцова Страница 5

– Э-э-э, хитрованка! Там в полу, под решеткой, котораяпол прикрывает, люк имелся в подвал. Дом-то старый, про лючок то ли забыли, толи посчитали, что его не открыть. А может, тебе кто помог, а? Только утекла ты,киса, и к шоссе бросилась.

– Нелогично выходит, – обозлилась я, – если яимела сообщников, то почему они машину не подготовили?

– Значит, ты одна орудовала, – быстро согласилсяСвин.

– И откуда у меня одеяло?

– Так сперла в больнице.

Я ошарашенно замолчала, потом поинтересовалась:

– С какой стати мне было хозяина убивать? Опять не тополучается. Он же горничной небось зарплату платил!

Семен издал серию коротких хрюкающих звуков, и мне сталоясно, почему он получил столь милое прозвище.

– Ты, кисонька, решила у благодетеля деньжат стырить исумела сейф вскрыть. Он у парня ну в очень нестандартном месте находился – вкладовке с припасами. Небось он решил, если бандиты наедут, то деньги вкабинете или в спальне искать будут. К банкам с крупой не полезут. Только неподумал Сережа о вороватых горничных да, на свою беду, домой в неурочный часприехал. Прикинь, как он удивился…

– Откуда вы все это узнали? – только сумеласпросить я.

Свин хмыкнул:

– Киса, у меня такие связи! И что теперь делать станем,Татьяна? Назад в клинику поедем? Да уж, тебе там очень обрадуются! Скрутят, ккроватке привяжут. Есть у них такие милые постельки, без матраса, а в деревяшкепод спиной дырка!

– Зачем?

– А под нее ведерко ставят, – заржал Свин, –чтобы всякие вроде тебя в туалеты не просились.

– Я никого не убивала, ей-богу, поверьте.

– Ты же ничего не помнишь, – издевалсяСвин, – ни своего имени, ни адреса, ни возраста…

– Да, это так, но я знаю, что не могла убить.

– Невысокая, коротко стриженная, светло-русая, глазаголубые, худая, имеет шрам от аппендицита, – спокойно перечислил Семен.

Я схватилась за пижамные штанишки.

– Да есть у тебя отметина, – отмахнулсяСвин, – не старайся, не верю, как говорил Станиславский.

Из моих глаз полились слезы.

– Я ничего, совсем ничего не помню, вообще.

– Тогда поехали в клинику.

– Не хочу!

– Да? Выбора-то нет, киса.

У меня внезапно затряслась голова, по спине пробежал озноб,перед глазами сначала появилась серая сетка наподобие москитной, потомзапрыгали разноцветные шары и стала медленно надвигаться темнота. Последнее,что я помню, был гневный вскрик Глафиры.

– Ну ты мерзавец, Свин!

В следующий раз я очнулась ночью, в окнах был беспросветныймрак. В углу большой комнаты горела лампа, на диване в круге желтого светасидела Глафира с журналом в руках. Я попыталась подняться и застонала – головаболела нещадно.

– Проснулась? – спросила Глафира, откладывая яркийтомик. – Хочешь есть?

– Да, если можно.

– Пошли на кухню.

Пошатываясь, я добрела до огромного помещения, села на стули стала смотреть, как Глафира роется в холодильнике.

– Сыр будешь? – спросила она.

Я кивнула.

– Ты не злись на Сеньку, – вздохнулапевица, – хоть он и дикая свинья! Он тебе проверку устроил.

– В каком смысле?

– Ты, похоже, в самом деле Рыкова Татьяна, –пояснила Глафира, – убила Сергея Лавсанова, только не из-за денег. Он ктебе полез, изнасиловать хотел, на кухне дело было, вот ножик под руку ипопался. И потом, ты москвичка.

– Зачем же тогда Свин наврал? – удивилась я,впиваясь зубами в бутерброд.

– Он думал, что ты врешь, притворяешьсябеспамятной, – пояснила она, – решил, что в какой-то момент невыдержишь и заорешь: «Все не так было». Но ты молчала, а потом в обморок упала.Теперь Свин в сомнениях.

– Я не вру!

– Похоже, нет, – кивнула Глафира, – совсемничего не помнишь?

– Ну… я умерла в два часа ночи.

– Ой, расскажи, – подскочила Глафира.

Мы проговорили некоторое время, потом она зевнула, меня тожепотянуло ко сну.

Утро началось с короткого крика:

– Вставай!

Я быстро вскочила, пошатнулась и, чтобы не упасть,ухватилась за стену.

– Молодец, – похвалил меня Свин, – вот она,зэковская выучка. Раз – и готово.

Я села на кровать.

– Я никого не убивала.

– Хватит, – вполне миролюбиво сказал Семен, –вот что, киса, хочешь в психушку?

– Нет, не отдавайте меня туда, – взмолиласья, – что угодно, только не это!

– Лады, лапа, давай договоримся. Ты будешь работать уГлафиры.

– Кем?

– Всем: костюмершей, гладильщицей, мамой, поваром,уборщицей. Одним словом, станешь за нашей звездой ухаживать. Давно человеканайти не можем.

– Почему?

– Так концертов на дню по три штуки и чешем много.

– Чешете? Кого?

Свин захохотал.

– Чешем! То есть по провинции ездим, с концертами.Конечно, Глашка и в Москве поет, по клубам, только основные денежки сТмутаракани капают. В месяц тридцать концертов в двадцати городах отпоет, ижить можно. От нас прислуга бегом бежит. У всех семьи, мужики, дети. А у тебяникого.

– Я одинокая?

– Совсем.

– И замужем не была?

– Не-а, поселишься у Глашки, – продолжалСвин, – денег тебе платить не собираюсь, зачем они тебе? Жратвы сколькоугодно, шмотки дадим. Будешь хорошо работать – награжу, стыришь чего илилениться начнешь – в клинику сдам. Просекла?

– Да, – тихо ответила я, чувствуя себя маленькимкамешком посреди огромной пустыни.