Письмо Россетти - Кристи Филипс Страница 5

Это было правдой. Клер вспомнила: в прошлом у Мередит были Риккардо, Пьетро, потом еще Энрико.

– Хотя, – продолжала меж тем Мередит, – стоит пересадить их на американскую почву, наблюдается заметное ухудшение. Возможно, им просто противопоказаны долгие перелеты. Но в Италии… они все изумительны. Наверное, все дело в том, как они на тебя смотрят. Американские мужчины считают, что привлекают женщин, держась отстраненно и холодно, и очень сильно заблуждаются, вот что я тебе скажу. Если б американцы знали то, что итальянским мужчинам знакомо от рождения, все бы мы только и делали, что занимались сексом. Что, кстати, напомнило мне…

– Знаешь, не хочу про это говорить.

– У тебя нет любовника… сколько? Вот уже года два?

– Ничего подобного. Парочка за это время была.

– Что-то не припоминаю.

– Прекрасно ты все помнишь.

Клер и самой понадобилась минута-другая, чтобы припомнить.

– Был один парень, носил совершенно отвратительные оранжевые штаны. – Она, сосредоточенно хмурясь, пыталась вспомнить, как его звали, и не смогла. – Ну, ездил еще на джипе-“чероки”. И потом, не забывай, мальчик из джунглей.

– Тот, который провел полгода в джунглях Венесуэлы, питаясь исключительно крысами и змеями?

– Он не сам выбирал себе такое меню. Вынужденные обстоятельства. Служил в каком-то специальном армейском подразделении.

– Не кажется ли тебе, что теперь самое время, а, Клер?

Симпатичный мужчина улыбнулся и приветливо махнул им рукой. Он тоже бежал трусцой, только в обратном направлении. Мередит улыбнулась и махнула в ответ.

– Время для чего? – спросила Клер.

– Прекрасно ты все поняла. Начать встречаться с кем-нибудь снова. Ты только посмотри на себя! Ты же настоящая красавица! Видела, как пожирал тебя глазами тот тип? Никогда в жизни лучше не выглядела, а живешь как какая-то монашка.

– Ничего подобного.

– Два свидания за два года?

– Ладно, признаю. Моя сексуальная жизнь была не слишком впечатляюща с… с…

Они уже пробежали четырехсотметровую отметку по четвертому разу и остановились. Клер нагнулась, положила ладони на колени, пытаясь отдышаться.

– Ну, что же ты замолчала? Говори, – поторопила Мередит.

– Говорить что?

– “С того момента, как муж бросил меня в день похорон моей матери…” – Она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, затем продолжила: – Послушай, Клер, я ведь вовсе не хочу тебя обидеть. Просто считаю: если б ты произнесла это вслух, тебе сразу бы полегчало. Как только начинаешь тосковать по Майклу, сразу вспомни это и скажи вслух. Только тогда можно начать двигаться дальше.

– В данный момент у меня есть более важное дело, – заявила Клер. – Зайти в скобяную лавку и…

– Если не хочешь говорить об этом…

– Да у меня раковина на кухне опять протекает, надо заменить один сегмент изогнутой такой трубы.

– Изогнутый сегмент? Это его техническое название?

– А как сказать иначе?

– С каких это пор ты принялась следить за порядком в доме?

– С тех самых пор, как водопроводчик стал драть по семьдесят пять долларов в час.

На солнце надвинулось облако, теперь тень падала на большую часть беговой дорожки. С океана потянуло ветерком, по вспотевшей коже Клер пробежали мурашки. Она подняла брошенный на траву свитер, натянула через голову. И зашагала следом за Мередит через лужайку. В голове вертелся один вопрос: чувствует она себя женщиной или нет? В данный момент она была усталой, спокойной и вспотевшей, а вот настоящей женщиной – это вряд ли. И вообще, что это значит – чувствовать себя настоящей женщиной? Это понятие относилось к далекому прошлому, о нем остались довольно смутные воспоминания.

Клер выбралась из-под кухонной раковины и с трудом распрямилась. Уже почти совсем стемнело, небо затягивали лохматые серые облака. Просвечивающая сквозь них луна отбрасывала бледное сияние на кафельные плитки, несколько грязных тарелок и оборванные в некоторых местах обои. Все предметы в этом доме не скрывали своего солидного возраста. Ну ничего, вот закончит она диссертацию – и займется ремонтом, а также миллионом других накопившихся дел.

Когда мать Клер, Эмили, купила этот дом, дочь соглашалась с ней в том, что в этом коттедже есть своеобразное очарование. Но, прожив здесь два года, нашла кучу недостатков, от которых порой просто тошнило. Например, здесь не было ни единого действительно прямого угла, а потому она старалась к этим углам не слишком присматриваться. Даже если хотелось, запрещала это себе. Клер перевезла в дом свои вещи, не тронув материнских, и в результате получилось уютное – если не сказать беспорядочное – нагромождение мебели, всяких мелочей и безделушек. И еще она просто утопала в книгах.

Все эти вещицы помогали заполнить дом, опустевший после смерти Эмили. Матери было всего пятьдесят четыре, когда ей поставили страшный диагноз – рак яичников. В то время Клер училась в Колумбийском университете в Нью-Йорке и ушла в академический отпуск, приглядывать за матерью после первой операции. Но болезнь не отступала, даже, напротив, прогрессировала, и вместо трех месяцев пришлось отложить учебу на два года. Два года беготни по больницам, операций, химиотерапии; два года она наблюдала за тем, как мать слабела, худела и страдала от страшных болей. Два года Клер и ее муж Майкл проводили ночи раздельно. Все это время Клер носила любимый свитер Майкла, коричневый в рыжеватую полоску, спала в нем на крошечном диванчике, в гостевой комнате при палате мамы, ей казалось, он хранит такой знакомый запах мужа.

Бывший муж, напомнила себе Клер. Большую часть времени она не позволяла себе расслабляться и разводить сантименты. Но иногда при виде молодой парочки, держащейся за руки или толкающей перед собой коляску с младенцем, ощущала острую боль потери.

Они полюбили друг друга шесть лет тому назад, в ту пору, когда были аспирантами; Клер специализировалась по европейской истории, Майкл – по истории Древнего мира, греческой и римской. Сейчас при одном воспоминании об обстоятельствах их знакомства она досадливо морщилась. Ведь подобное поведение вовсе не было для нее характерно: чтобы привлечь внимание парня, она “случайно” уронила ему на ногу целую гору книг. Клер не только никогда не поступала так прежде, она отчетливо помнила, что подумала, впервые увидев Майкла: “Слишком хорош собой, чтоб можно было доверять”. Но тут начался бурный роман, и она перестала прислушиваться к внутреннему голосу, а меньше чем через год последовала свадьба. Они прожили в браке три года. Какой другой мужчина, кроме Майкла, мог понять и оценить ее интерес к прошлому, ее желание часами просиживать, уткнувшись в книжки? Старые, загадочные и непонятные книжки. Майкл был первым мужчиной, не считавшим ее синим чулком, его интересы лежали в еще более отдаленных и загадочных сферах. Но всего того, что их объединяло, оказалось недостаточно, чтобы сохранить брак, вместе перенести трудности, связанные с болезнью матери. И брак распался.