Аферист его Высочества - Евгений Сухов Страница 5

– И на том спасибо, – так же серьезно ответил Неофитов, слегка разочарованный тем, что Долгоруков отказался от его предложения. Но шеф на то и шеф, чтобы его слушать и поступать так, как он велит…

– Значит, так, – Всеволод Аркадьевич посмотрел на Ленчика: – Твоя задача: где хочешь, но найди мне свежие екатеринбургские газеты. У них выходят «Екатеринбургская неделя» и, с недавнего времени, еще «Деловой корреспондент». Каждый день свежие номера этих газет должны лежать у меня на столе. Понял?

– Ага, – тотчас ответил Ленчик, соображая, как лучше исполнить распоряжение.

– Касательно великого князя… – раздумчиво произнес Сева. – Что нам известно о нем?

– Он по матери Гогенцоллерн, как и все его братья, – сказал Огонь-Догановский. – Еще он усмиритель Кавказа.

– Еще?

– Ему немногим за пятьдесят, – добавил Давыдовский.

– Еще? – повторил свой вопрос Долгоруков.

– Службу начал кадетом в Первом кадетском корпусе. В восемнадцать неполных лет был уже полковником, – добавил «граф». – Участвовал в Крымской кампании.

– Это все общеизвестно, – заметил Всеволод Аркадьевич. – Меня интересуют его привычки, сильные пристрастия…

– Он ретроград, – выпалил Ленчик.

Все взоры устремились на самого младшего из команды.

– Откуда это тебе известно? – спросил Сева.

– Слышал, – ответил Ленчик. – От безногого Митяя, своего бывшего подельника.

– Что ж, пожалуй, что и так, – согласился Долгоруков. – Что нам еще известно?

– У него много детей, – произнес молчавший до того Неофитов.

– Еще?

В гостиной зале стало тихо.

– Что, и все? – спросил Сева. – А где привычки, пристрастия, слабости? Ведь это самое главное в нашем деле.

Молчание не прервалось.

– Хорошо. Ты, – Сева посмотрел на Давыдовского, – собери мне полную информацию по великому князю. Включая сплетни, слухи, домыслы. Особое внимание обрати на привычки и пристрастия.

– Понял, шеф. Но для этого мне придется съездить в Петербург, – сказал «граф».

– Поезжай. Только не попадись полиции. Ты, – повернулся Всеволод Аркадьевич к Неофитову, – сведи нужные знакомства и выясни, какую культурную программу готовит губернская и городская администрации к визиту Его Императорского Высочества. Куда его поведут, кого ему будут представлять, будет ли торжественный обед и что надобно, чтобы на этот обед попасть.

– Ясно, – ответил Африканыч.

– Что делать мне, Сева? – спросил Огонь-Догановский.

– Корректировать наши действия, – ответил Долгоруков. – Ты – наш начальник штаба.

– А вы что будете делать? – неожиданно для остальных спросил Ленчик.

– Наблюдать. Думать. Слушать, – не удивившись вопросу Ленчика, ответил Сева. – Ну, и на мне заключительный аккорд всей нашей… кантаты. Финальный выход, так сказать. Правда, еще не знаю, в чем он будет заключаться…

На этом разговор покуда и закончился. Ловец для команды Долгорукова уже выискался. Зверь – Его Императорское Высочество великий князь Михаил Николаевич – наметился. Оставалось соорудить крепкий капкан.

Каждый индивид рождается особенным. В чем-либо. Павлик Давыдовский родился сильным. Как в плане здоровья, так и в смысле принятия решений. То есть самостоятельным, с твердым внутренним стержнем, не умеющим ни ломаться, ни гнуться.

После первого же посещения цирка вместе с отцом, тогда еще статским советником, насмотревшись на атлетов, жонглирующих двухпудовыми гирями и пушечными ядрами, Паша Давыдовский загорелся гиревым спортом. Он упросил отца купить ему гири и гантели и совершеннолетие встретил не томным юношей с изнеженной позитурой, а весьма крепким молодым человеком с развитой мускулатурой и крепкой грудью, о которую запросто можно было разбить в кровь костяшки пальцев.

Вообще, с ним было лучше не связываться. Однажды заскучавшие было «валеты» вспомнили выходку небезызвестного корнета Савина, короля российских мошенников. Савин, проживая в Париже, поспорил с одним знакомым банкиром, что ежели его высадят из экипажа на одной из центральных парижских улиц в одном исподнем и оставят так одного, то он через три часа вернется туда, откуда его увезли, одетым и с тремя тысячами франков в кармане. И вернулся в означенное время во фраке, пошитом словно на него, дорогущем цилиндре и с новеньким портмоне, в коем находилось четыре тысячи франков. Недолго думая и дабы развеять тоску и разогнать застоявшуюся кровь, «валеты» решили повторить опыт знаменитого афериста и в одно прекрасное утро высадились в разных частях города в одном исподнем. Их задача заключалась в том, чтобы вернуться к двум часам пополудни с добычей. Победителем будет считаться тот, кто вернется в гостиницу наиболее обеспеченным в денежном выражении…

Давыдовского в одних портках высадили на Черноозерской улице. Ему повезло. Рядом оказался цирковой балаган братьев Домбровских, куда он и направил свои стопы. А потом ему повезло еще раз: подставной артист, якобы из публики, что должен был бороться с атлетом по прозвищу Железная Маска, впал в русскую болезнь, то бишь запой, и на представление не явился. И Давыдовского сделали подставным, ведь позитура у него была что надо. Ему надлежало лишь продержаться какое-то время против Железной Маски и получить за это червонец. «Графа» приодели цеховым, посадили на второй ряд и велели выйти тогда, когда Железная Маска в конце своего номера бросит вызов собравшейся на представление публике. Мол, выходи любой, кто желает померяться со мной силою. А потом Железная Маска совершил ошибку (как это выяснится позже), заявив:

– Кто продержится против меня минуту – плачу четвертную. Кто две минуты – получит половину сотни. Кто выстоит против меня три минуты – получит семьдесят пять рублей. Ну, а кто собьет меня с ног, – обвел взором Железная Маска публику, – тому плачу сотенную.

Уж слишком Железная Маска был уверен в собственных силах…

Давыдовский, окрыленный быстрым заработком, вышел против атлета. «Красненькая» в его положении – это было уже что-то! Но он не только продержался против Железной Маски три минуты и не дал ему положить себя на лопатки, хотя и находился пару раз в «партере» и был бросаем атлетом «перегибом» и «разворотом», но и сбил его с ног, уронив прямо в опилки! Казалось, сотенная у Давыдовского в кармане. Ан нет! На его победу никто не рассчитывал, и Павлу Ивановичу силой пришлось выбивать свою сотню. А когда он покидал балаган, то был встречен тремя цирковыми акробатами не робкого десятка. Раскидав их по сторонам, Давыдовский вернулся к двум часам победителем – правда, с крупным синяком под глазом. Так что с Павлом Ивановичем и вправду лучше было не связываться…

Под стать был и характер «графа». Решения он принимал быстро и шел к ним бесповоротно, пока, наконец, не выполнял поставленной задачи. К примеру, не закончив Императорского училища правоведения, куда был определен отцом, он захотел стать известным авантюристом и мошенником. И стал им. Ну не по нраву ему была размеренная и известная наперед жизнь. Как, скажем, у отца. Ведь тоска же, господа хорошие, просиживать штаны в Департаменте или даже Министерстве юстиции, куда Павел Давыдовский должен был попасть служить после окончания училища правоведения, дожидаясь очередного чина, повышения по службе или орденка в петличку. Да и воли, собственно, никакой. А тут – свобода, напор, риск. Словом, все, что ему было надобно. Да и товарищи его – не чинуши напыщенные, как у отца или бывших его знакомых по училищу, а веселые и умные люди, так же, как и он, любящие свободу, предприимчивость и риск…