Золотые уколы смерти - Ольга Экстер Страница 5

Этой ночью, даже выпив таблетку димедрола, чтобы расслабиться, Ирина долго не могла уснуть.

В какой-то нервной полудреме ей рисовались страшные картины, связанные с услышанным и пережитым за прошедший день. То она видела огромную, застланную алым атласом кровать, на которой, раскинувшись, лицом вниз лежит голый мужчина; к нему, держа шприц в руке, подходит женщина, лицо которой закрывает густая вуаль, она с силой всаживает этот шприц в шею мужчины. Тот дергается, пытается приподнять голову от подушки, но безвольно роняет ее обратно.

То ей мерещился Рихард, бывший муж, который, хохоча, обнимает длинноногую загорелую девицу, и они резвятся в легком морском прибое.

В общем, наутро Воронцова проснулась как с похмелья.

Головную боль и разбитость всего тела удалось снять только после длительного контрастного душа и чашки крепчайшего кофе.

Ирину ждал сегодня непростой денек. Конечно, будь она действительно неопытной девушкой-стажеркой, которой предстоит первое в ее практике самостоятельное серьезное задание, она бы переживала, нервничала…

Но у Воронцовой был уже такой опыт расследований (пусть и частным порядком), каким не всякий начинающий сыщик в погонах и похвастаться может. Тем более никаких особых сложностей в этом деле она не видела.

— Хорошо, — рассуждала она вполголоса по приобретенной в последний год привычке, прожевывая утренний бутерброд, — на первый взгляд по всем трем убийствам и зацепиться-то не за что. Покойные, судя по всему (а это обязательно надо сегодня уточнить, проверить), между собой ничем не были связаны по жизни. То есть отбор жертв был достаточно случайным либо по каким-то признакам, известным только убийце и лишь для него существенным. Если удастся эти признаки вычислить, проявить — считай, это полпути к успеху.

…Ирина оделась как можно проще при минимуме макияжа (это, она знала по опыту, располагает к тебе собеседника) и, выйдя на улицу, залитую утренним солнечным светом, направилась к станции метро.

По дороге она напряженно думала о загадочной игле, которую неистовая женщина зачем-то втыкала в сердце своих жертв. Конечно, может быть, таким образом она подстраховывалась на случай, если укол вдруг не подействует.

Но скорее всего дело тут было в другом. Сам факт смерти приводил убийцу в какой-то мрачный восторг, и, издав победный вопль, она вонзала длинную иглу в левую часть груди мужчины.

Эта картина вдруг так отчетливо встала перед глазами Ирины, что она, вздрогнув, остановилась у входа в метро и на нее начали налетать спешившие граждане.

— Тьфу, тьфу, нечистая! — отогнала от себя видение Воронцова и поспешила на эскалатор.

Через пятнадцать минут она уже входила в подъезд того самого девятиэтажного дома, где в 150-й квартире до вчерашней ночи мирно проживал, ел, пил, спал и любил женщин некто Паперно Борис. Ныне — труп.

* * *

После безрезультатного обхода квартир трех первых нижних этажей на четвертом Ирине, кажется, улыбнулась удача.

Дверь 138-й квартиры открыл небритый мужчина, лет явно за сорок, вида весьма похмельного и оттого недружелюбного:

— Чего надо?

— Я из уголовного розыска. — Ирина помахала бордовой книжечкой перед носом мужичка и осведомилась: — За порог-то пустите?

Хозяин переступил с ноги на ногу, почесал за ухом и буркнул:

— Ладно, заходите, раз вы такая грозная и красивая.

Воронцова развеселилась. Она почему-то любила попадать в такие вот запойные берлоги, где мужик в силу отсутствия существа противоположного пола позволял себе все: бросать окурки на палас, плевать на стены и подоконники, разбрасывать где попало вещи, грязную посуду и пустые бутылки.

Здесь незримо витал дух абсолютной мужской свободы: нищей, одинокой и гордой. Это не могло не импонировать некоторым утонченным женским натурам, к коим Ирина себя причисляла.

Мужичок провел ее на кухню, усадил за стол, предварительно смахнув с него на газетку шкурки от воблы, и сказал:

— Заварка вчерашняя, но если хотите, налью чаю.

— Нет, спасибо. Я к вам по делу.

— Понятно, что не чаи гонять. Я даже уверен, что знаю, по какому делу.

— Почему уверены?

— Так Борьку из сто пятидесятой вчера пришили, разве не так?

— А вы его знали?

— Кто ж своих соседей не знает! Тем более таких, как Борька.

— С чего вы взяли, что его убили?

— Так не мог он сам помереть-то, моложе меня на пять лет, сорок два стукнуло! Он жить любил, в удовольствиях себе не отказывал.

Мужичок достал из-под стола бутылку пива, открыл, налил в заляпанный стакан и вопросительно глянул на Ирину. Та выразительно помотала головой, наотрез отказываясь от угощения.

С видимым облегчением мужик залпом опорожнил стакан животворящей влаги и тут же снова наполнил его.

— А как вас зовут?

Ирина спокойно наблюдала, как после второго стакана на хозяина берлоги нисходит утренняя благодать земная.

— Степан Тимофеевич. Инвалид производства, вот, на заводе двадцать лет оттрубил, и мне в благодарность три пальца оттяпало в прошлом году.

Мужик продемонстрировал Ирине беспалую руку и тяжело вздохнул:

— Теперь вот на пенсии по инвалидности. С хлеба на воду перебиваюсь…

Не сдержавшись, Ирина весело прыснула:

— Ну уж не только хлеб, Степан Тимофеевич…

— А-а, это!

Он махнул рукой в направлении пустой бутылки из-под пива.

— …это чтобы тоску душевную унять. Один же я совсем, как вон Борька тоже… был… Жаль мужика, честное слово.

— Так вы, значит, общались с убитым?

— С убитым нет, а с живым общался. Мы же с ним, я и говорю, одинаковые бедолаги. Бабы от нас сбежали с детишками. Что осталось-то?

Он обвел рукой по периметру кухни, и Ирина оценила, что осталось (в смысле мебели и посуды) действительно немного… Почти ничего.

— Расскажите, пожалуйста, о Борисе что помните.

— Для протокола?

— Нет, скажем так, по-дружески. А я вам еще пива принесу.

Последнюю фразу Воронцова произнесла почти непроизвольно, глядя, с каким сожалением смотрит Степан Тимофеевич на опустевшую «Чебурашку».

— Да что вы? Я и так…

— Ладно уж, раз обещала.

Удивляясь собственным благородству и щедрости, Ирина спустилась в магазинчик, расположенный тут же, около подъезда, и спустя минут пятнадцать уже сидела напротив довольного донельзя хозяина квартиры, внимательно слушая его рассказ (прерываемый лишь изредка булькающими звуками).

— Он тут, Борис, уж лет шесть как живет. Переехал с семьей по обмену с доплатой откуда-то из Чертанова.