Черная луна Мессалины - Мария Спасская Страница 5

– Ничего не стесняюсь! Кость, не говори глупостей, – отмахнулась я. – Просто еще не время.

Друг недовольно дернул плечом, но, соблюдая приличия, все же проводил меня до дверей.

Дочь я забираю из медицинского института, где она учится на факультете педиатрии. Стать врачом Элька мечтала с раннего детства. Каждый вечер, возвращаясь из садика, мы заходили в аптеку и покупали целый пакет аскорбинки, а на следующее утро Элька раздавала ребятам в своей группе «лекарство от врак и драк». При этом дочь уверяла товарищей, что, съев аскорбинку, они на весь день получили заряд доброты и дружбы. Воспитательница только руками разводила, видя, что с появлением в садике Эльки в группе прекратились ссоры.

После школы дочь, не раздумывая, подала документы в Первый мед и сразу же прошла конкурсный отбор, ибо мастеров спорта охотно принимают во все столичные вузы, а Элька со школы занималась плаванием. И даже достигла в этом виде спорта приличных результатов, став мастером спорта, что и поспособствовало ее дальнейшей карьере. Забирая Эльку из института, я отвожу ее на теннис – это по вторникам и пятницам, а по понедельникам и средам девочка ходит на бальные танцы. В субботу у нас бассейн. После занятий мы обычно заходим в кафе-мороженое, съедаем по шоколадному шарику и возвращаемся домой.

Живем мы у моего дяди, он сам так захотел. Мамин брат – известный пианист Роман Левин, тот самый, о котором на совещании упоминал Константин. Дядя много гастролирует, собирая полные залы по всему миру. Человек он не бедный, и ему не составило большого труда выкупить целый этаж в доходном доме дореволюционной постройки в самом конце Первого Басманного переулка, где прошло их с мамой детство. Да и мое детство тоже прошло в многокомнатной квартире с просторной кухней и высоченными потолками и антресолями, забитыми разными интересными вещами.

Мама любит повторять, что Рома всегда был самым лучшим братом, и хотя увлеченно занимался с утра до позднего вечера на стареньком фортепьяно, стоящем в проходной комнате их необъятной коммуналки, он все равно находил время для младшей сестры, чтобы сводить на каток на Чистых прудах или на мультики в ДК автомобилистов.

Я была подростком, когда мой прославленный дядя женился на Тане. Вдохновленный идеей собрать семью под одной крышей, Роман в тот же год расселил коммуналку и позаботился о том, чтобы всем нам хватило места. Сразу же после свадьбы молодожены отправились на горнолыжный курорт Церматт. Никто и представить себе не мог, что в Швейцарских Альпах случится несчастье и сошедшая лавина навечно погребет под собой молодую Ромину жену. Трое суток работала бригада спасателей, усиленная добровольцами из отдыхающих, но бесполезно. Откопали из снежных завалов некоторые вещи Татьяны, нашли даже лыжи, но тела так и не обнаружили. Раздавленный и уничтоженный, дядя вернулся в Москву и устроил пышные похороны своей любимой, положив в землю пустой гроб. Больше он так и не женился, ни на минуту не забывая о Танечке.

Я выросла, вышла замуж и ушла из нашей квартиры, но, как оказалось, ненадолго. Вернулась я обратно уже с маленькой Элькой. Бабушка, мама и дядя приняли в воспитании моей девочки самое горячее участие. Бабушка, пока была здорова, занималась развитием Элькиных творческих способностей, обучая малышку рисованию и языкам, мама уволилась с работы и стирала, убирала и готовила, а дядя Рома из зарубежных поездок привозил моей девочке самые красивые платья, какие только мог найти в фирменных магазинах европейских столиц.

Белое пальто дочери и ее развевающиеся на ветру черные кудри я увидела издалека. Скромно потупившаяся Элька скучала у обочины недалеко от метро «Фрунзенская», ожидая, когда я подъеду. Рядом с ней стоял черный «Паджеро», из которого выглядывала нахальная физиономия уличного приставалы. Облокотившись на опущенное стекло, речистый кавказец уговаривал мою девочку сесть к нему в машину. Но Элька, воспитанная в строгих традициях интеллигентной бабушкой, категорически отказывалась от сомнительного предложения. Я притормозила рядом с внедорожником и окликнула дочь. Элька смущенно одернула приподнятый ветром подол пальтишка и, обогнув транспортное средство незадачливого кавалера, проворно уселась рядом со мной, подставив холодную щеку для поцелуя.

– Привет, мамуль, – улыбнулась она, скидывая с головы затейливо вывязанную «трубу» [4]. Карие глаза ее, как фонарики, вспыхнули радостью, и лицо озарилось внутренним светом. – Где так задержалась? Я уже начала волноваться.

– Что, проходимцы всякие липнут? – чтобы не отвечать на провокационный вопрос, усмехнулась я, кивнув в сторону продолжавшего чего-то дожидаться кавалера, с надеждой поглядывающего в нашу сторону.

– Это пятый за те сорок минут, что я тебя здесь жду, – зарделась Элька. – Я уже хотела поехать на метро.

– Ну и зачем тебе эта сутолока? Раз я обещала заехать за тобой, значит, обязательно приеду, – проворчала я, задетая справедливым замечанием. – Ну что, домой? Перекусим, и на аэробику.

– А как дела в твоей скучной бухгалтерии? – Дочь смешно наморщила нос, всем своим видом давая понять, что она и дня бы не выдержала в подобном месте.

– В моей скучной бухгалтерии Марина уходит в декрет, Светлана Андреевна собирается на пенсию, а Ольгу бросил муж, – пустилась я в фантазии, придумывая, как могла бы сложиться жизнь моих бывших коллег из душной комнатки на третьем этаже заводоуправления.

– Бедная ты моя. – Она потерлась щекой о мое плечо. – Какая у тебя жизнь унылая!

Я улыбнулась, коснулась губами Элькиного носа и согласно кивнула.

Москва, 1952 год

– Котик, не отставай! Мы опаздываем!

Мама дернула Котю за руку и прибавила шагу. До красивого дома с просторным палисадником и белым гипсовым горнистом в самом центре двора они шли всегда пешком. Можно было от метро доехать на автобусе, но ждать автобуса еще дольше, чем идти. Галоши то и дело сваливались, мама останавливалась и, ругаясь на бестолкового сына, снова и снова вдевала валенок в галошу. Когда остановились в очередной раз, мама строго посмотрела на Котю, как будто это он сам скидывал калошу, вдела в нее валенок, поправила висевшую на плече холщовую сумку и, не оглядываясь, устремилась вперед, к дому, где жила Королева Ведьм. Котя громко икнул и, оскальзываясь на ледках, припустил за мамой бегом.

Он всегда икал, если долго плакал. А плакал Котя всю ночь, потому что боялся страшную ведьму, у которой они теперь жили. В ее жилище пахло пылью – как на чердаке барака в гарнизоне, где служил Котин отец. Подниматься на чердак Коте строго-настрого запрещали. Но отец уходил на службу, мать отправлялась в гарнизонную прачечную, заперев Котю в их тесной комнатке, и соседский Андрейка сразу же стучался в заклеенное синей изолентой оконное стекло.

– Малой! – звал он с улицы. – Айда с нами на чердак!